Зверь

Даника в это не верила, пока не заметила, что ее мама стала съеживаться. Поначалу это почти не было заметно, но Даника видела. Еще она заметила, что мама стала все время носить шерстяные платки, а на волосы было все печальнее смотреть, они выцветали, спрятанные круглые сутки под платками. Волосы вяли, когда не получали ни света, ни дождя, думала Даника. Как трава.

Это осознание заставило Данику с малых лет выпячивать грудь и выпрямлять спину. Она распускала волосы и отказывалась носить платки. Она должна была доказать, что ее место в тепле, что ей не холодно.

– Я цыганка, – сказала она однажды, когда они прошли мимо табора на обочине. Одна из женщин пела, кормя младенца. Другие улыбнулись и помахали Да-нике, наверное, потому что она завороженно их разглядывала.

Братья громко расхохотались ее заявлению. Даже обычно молчаливая Таяна засмеялась.

– Ты – цыганка? – хохотал Стефан. – Посмотри на себя! Ты правда думаешь, что похожа на них? С твоими волосами, глазами, светлой кожей?

– Ну и что? Я светлая цыганка! – сказала Даника и горделиво подняла голову. У них нет права решать, кем ей быть.

Ей еще долго припоминали ее слова. Не Йован, у того всегда голова была полна задумок и идей, и они занимали его гораздо сильнее, чем возможность подразнить Данику. Стефан же, самый старший и сильный, был настроен враждебно, потому что больше ему было нечем заняться. Он изо всех сил пытался вывести Данику из себя, но всегда тщетно. Зато ей удавалось иногда довести брата до слез, особенно когда она его била. Говорили, Даника была сильнее старшего брата не только духовно, но и физически. Ему тяжело давалось это признание, и иногда он все силы бросал на то, чтобы унизить сестру.

Но Даника не плакала. Бывало, братьям казалось, что она единственная из них не способна плакать из-за холода, живущего у нее внутри.

Даника умела плакать, но не от боли. Когда она вставала раньше всех и прокрадывалась босиком за уборную, ощущая влажную от росы траву между пальцами ног, чтобы поприветствовать солнце, выползавшее из-за гор, она могла иногда проронить слезу. Ей приходилось остужать лицо в траве, перед тем как она могла показаться другим на глаза. На нее так действовало не солнце. Из темноты проступали краски. Появлялся свет. Тепло. Природа просыпалась.

Она странным образом чувствовала себя благословленной, когда первые лучи пробивались через расщелину в горах и падали на угол хлева. Даника задумывалась, само ли солнце решило, что так будет, или Бог приказал. Она не была уверена, кто из них главнее. Ей казалось, что она становится свидетелем чуда, что горы отступали в сторону, давая дорогу свету.

И по неизвестной причине целью был их колокол.

Ту часть колокола, которая была обращена внутрь хлева, лучи солнца никогда не касались. Впрочем, ее облюбовали поколения шустрых ласточек, так что бронза почти полностью скрылась под потеками грязи. Зато наружная сторона сияла. Она ничуть не потускнела от многолетней непогоды и сильных ветров. Даника была всегда уверена, что ее отец полирует внешнюю часть колокола, хотя никогда не видела его за этим занятием. Когда он умер, а колокол все так же блестел ярче, чем можно было ожидать, она с некоторым удивлением решила, что это дело рук матери.

После смерти матери церковный колокол так и продолжил удивительно сиять, и Даника прекратила искать объяснение. Она придерживалась той точки зрения, что не все можно объяснить. В ее практичной картине мира был отведен уголок для необъяснимого. Для мечты.

Колокол был удивителен не только своим блеском. Когда дождь лил с востока, внутри него раздавалась приглушенная песня. Легкие капли падали со смеющегося голубого неба и создавали песню в тон: легкую, светлую, радостную. Тяжелые же капли выбивали в бронзе глубокую печальную мелодию в самой глубине колокола, которая продолжала звучать и тогда, когда дождь заканчивался. Словно внутри что-то жило. И умирало.

Одно из самых прекрасных воспоминаний детства: Даника с братьями и сестрой сидят в хлеву, слушают песню колокола под чавканье животных. Рано или поздно один из них произнесет то, о чем все думают: «Не мог ли дед спрятать что-то – или кого-то – внутри колокола, когда в свое время замуровал его в углу?» Они принимались угадывать, перечисляя все, от золотых монет и длинношерстных свиней до опасных разбойников, старых ведьм и детей-уродцев. Иногда они сами пугались своих фантазий, иногда смеялись так, что закашливались от пыли.

У Даники никогда не было настоящих подруг. Ей не свойственно было завязывать дружбу. Слишком самовольная, слишком дикая – так ей всегда говорили в школе. И еще она не выносила девчонок, они были слишком скучные. С мальчишками лучше, они проще. Но в какой-то момент они стали засматриваться на нее голодным взглядом, давшим ей власть и сделавшим дружбу невозможной.

Она могла дружить только со своими братьями и сестрой, но даже это не совсем удавалось. Среди родных она стояла особняком, выделялась, зато в хлеву им удавалось найти общее занятие для всех. Общее настроение.