Зверь 44

Впервые за долгое время мы тухли от безделья. Гадали, каким будет новый командир и как долго он продержится, слонялись по отделениям «Зверя», зависали на палубе и обменивались сотни раз озвученными мыслями. Обрадовались бы и учителю с порезанным учебником истории, однако учителя не приезжали. На связь по радиостанции никто не выходил, проверками не угрожал, продукты не передавал. Мы не видели ни топливозаправщиков, ни водозаправщиков, ни механиков. О нас все позабыли.

Хоть каким-то делом занимались только Сыч, Крот, Кардан и Черпак. Собственно, Черпак от остановки «Зверя» почти не пострадал. Он возился с кастрюлями и присаживался всем на уши, вёл себя как в самый обычный день. Когда мы с Кирпичом и Фарой спустились обедать, он в третий раз пересказал нам один из старых радиовыпусков. Речь там шла о прахе героев. Выпуск якобы давно пропал из эфира и никто из нас его не слышал, а Черпак слышал и теперь восстанавливал по памяти.

В позапрошлый раз Черпак утверждал, что прах героев трамбуют в ракеты фейерверков. В тылу устраивают праздничный салют в честь взятия очередного города или какой-нибудь важной даты вроде дня рождения главнокомандующего, и гражданские, посыпанные прахом, приобщаются к мужеству героев. В прошлый раз Черпак заверял меня, что банки с прахом закладывают в спутники и отправляют в космос, а сегодня наплёл, что в тылу изобрели некую приблуду, в которой прах героев четыре месяца подряд держат разогретым до трёх тысяч градусов и так спрессовывают, что из приблуды вываливается настоящий алмаз. После огранки алмаз превращается в бриллиант, а бриллиант попадает на ордена особо отличившихся генералов.

Покончив с обедом и послушав Черпака, мы с Кирпичом и Фарой отправились на палубу. Кирпич предложил нарубить ещё полешек, но дров в хозблоке и без того набралось больше всякой нормы. Да и не хотелось пропустить новости от Лешего. Он примчится к «Зверю», переполошит тут всех, а мы, значит, в лесу топорами машем и ничего не слышим? Ну нет, спасибо. За дровами мы не пошли и ничуть об этом не пожалели. Леший, к сожалению, не примчался, однако мы нашли развлечение и без него.

Фара первый заметил, как неподалёку от «Зверя» затормозили два открытых грузовика с турелями и крупнокалиберными пулемётами на крышах кабин. Из кузовов наружу посыпали люди в маскхалатах и без знаков различия. Метки «свой-чужой» у них замызгались и закатались в жгут. С высоты «Зверя» не удавалось разобрать их цвет.

– Синие? – неуверенно спросил Фара.

– Миномётка, – я пожал плечами.

– Это понятно…

– По-моему, жёлтые, – промолвил подошедший к нам Череп.

– Похоже на то, – согласился я.

Жёлтые двигались устало, без особого рвения. Командир покрикивал на них, заставляя активнее ворочать ящики с минами, помятые диски опорных плит и чёрные, будто закоптелые, трубы миномётов.

Сгрудив тяжести у грузовиков, жёлтые построились. Командир расхаживал перед ними и что-то говорил. До нас долетали лишь обрывки слов. Да мы бы и не определили принадлежность командира по его речи. Словами и языком жёлтые от синих не отличались. Без полосок скотча на левой руке и правой ноге они бы и сами не знали, в кого стрелять.

– Чего там? – К нам подошёл Калибр. – О-о… миномётка.

– Она самая, – подтвердил Фара.

Постепенно к бортику подтянулась половина команды. Нас никто не замечал. Трудно не заметить двухэтажную громадину «Зверя», однако похоронную команду всегда игнорировали. Проезжали рядом или проходили строем и – что синие, что жёлтые – даже не поднимали на нас взгляда. Однажды к «Зверю» прибилось потрёпанное штурмовое отделение. Пять человек. Бог знает, из какой задницы они выбрались, но досталось им знатно. Они долго шли в нашей тени, чуть ли не прижимались к борту: на пару шагов поближе – и затянет под гусеницы. Фара тогда, как придурочный, примчался к печникам, лёг на краю печной платформы и рассматривал шагавших внизу бойцов. Пытался с ними заговорить, однако они делали вид, что ни Фары, ни «Зверя» не существует, будто укрылись за обычной скалой. Ну да, скалой, катящейся по полю со скоростью три километра в час.

На палубе мы чувствовали себя в безопасности, хоть и понимали, что сейчас внизу назревает бой. Страх перед случайной пулей или осколком никто не отменял, но любопытство было сильнее, и мы наблюдали, как жёлтые по знаку своего командира бросились обратно к грузовикам. Схватили ящики, миномёты, лопаты, сошки, какие-то ещё приблуды и оттащили их к развалинам старого бетонного ограждения. Двое встали за пулемёты на грузовиках и навелись на ближайшую опушку.

– Жёлтые, – уверенно сказал Калибр.

– Думаешь, пальнут по магистрали? – спросил я.

– Не-а. Ростом не вышли.

– Это как? – уточнил Шпала.

– У них восьмидесятидвухмиллиметровые. Из таких километра на три стреляют, не дальше. До магистрали сколько? – Калибр посмотрел на меня.

– Да уж побольше, – ответил я.

– Ну вот.

– И зачем тогда? – спросил Шпала.

– Не знаю. Но из таких поддерживают наступление пехоты.

– Значит, жёлтые опрокинули фронт? – оживился Фара.

– Вряд ли. Тут бы вся батарея стояла.