Зверь 44

Этот звук стал моей единственной наводкой. Я определил направление. Взметнулся на торчавшую из травы бетонную надолбу. Завертел головой, чуть шею не свернул и мгновением позже увидел тёмный силуэт, очерченный звёздами и взошедшим полумесяцем. Сивый!

Позвякивание доносилось от него. Он шёл короткими перебежками, пригнувшись. С вещмешком за плечами. Торопился в сторону перелеска.

Спрыгнув с надолбы, я ринулся к нему. Невпопад подумал, что Сивый ради букваря упустил возможность свалить пораньше, рискнул попасть под проверку жёлтых. Ждал шанса стащить букварь. Дождался, стащил, но Фара не вовремя задёргался во сне и спалил Сивому контору.

Как ему вообще удалось спуститься со «Зверя» незамеченным? До чего же Кардан со Шпалой долбились в глаза, что дали ему спокойноуйти с полным вещмешком! Хотя Сивый наверняка схоронил мешок поблизости, а со «Зверя» спустился налегке. То есть с одним букварём. Прячась в шуме двигателей, прошмыгнул под платформой. Пока вскрывал схрон, задержался и растранжирил драгоценные минуты. Иначе ушёл бы далеко и я бы его не настиг.

Я запыхался и громко глотал воздух. Сивый меня не слышал. Его оглушал брякающий своими внутренностями вещмешок. Кажется, Сивый не захотел бы с ним расстаться, даже увидев за спиной вооружённую автоматами погоню, ведь внутри лежали книги учёта, ворованные жетоны и зэковское барахло. Я уже не спрашивал себя, на кой они ему сдались. Главное, что они замедлили Сивого.

Ханурики часто упрямятся. Особенно манекены. Как ни опускай им веки, они открывают глаза. Как ни поднимай им нижнюю челюсть, они открывают рот. Лежат, вылупившись на тебя пустым взглядом, обратив к тебе молчаливый стон. Так и Сивый упрямился, не чувствуя, что его волокут на печную платформу и готовят к сжиганию, – продолжал бежать с грохочущим грузом.

До перелеска оставалось метров пятьдесят. Там Сивый затерялся бы среди деревьев. Однако я его догнал. Прыгнув, снёс. Опрокинул ничком на травянистые кочки. Погрёб под собой и тяжёлым вещмешком. Левой рукой упёрся ему в затылок и вдавил его голову в траву, а правой рукой принялся бить Сивого в бок.

Удары больше приходились в кочку и в мешок.

Я притих. И Сивый лёг смирно.

Мы оба попытались отдышаться перед дальнейшей схваткой. Думаю, он в любом случае понял, что теперь ему не уйти.

* * *

Когда мертвец полежит с полчаса в печи, у него изо рта и глазниц начинают вырываться языки огня – вот так и я полыхал от злости, когда повалил Сивого на землю. Потом неожиданно остыл. Соображал, как поступить дальше. Ничего не придумал и рывком встал на ноги.

Сивый хотел встать следом. Едва он подтянул под себя колени, я дёрнул за горловину вещмешка и уронил Сивого на бок. Стяжка на горловине разошлась, и наружу вывалилось с десяток жетонов. Набился ими под завязку! Может, и по карманам распихал!

Сивый опять попробовал встать. Я дёрнул сильнее. Горловина растянулась пошире, и я увидел уголок букваря. На сей раз Сивый упал на задницу. Чуть не опрокинулся на спину, но упёрся руками в землю и удержал равновесие.

Он ещё дважды силился встать. Всякий раз я дёргал за вещмешок, и Сивый, перекатываясь с задницы на бок, рассыпая жетоны, беспомощно барахтался у меня в ногах.

Мы не произнесли ни слова. Делали всё с затаённым упрямством. Наконец Сивый высвободил руки из лямок и качнулся вперёд. Испугался, что я ударю со спины. Прежде чем обернуться, отполз на карачках и осторожно поднялся.

– Ну что, паскуда, добегался?! – я озвучил единственное, что пришло в голову.

Сивый не ответил.

Я ждал, что он попробует сбежать. Приготовился ринуться следом. Но Сивый стоял на месте и смотрел на меня. Как-то невыразительно, затравленно смотрел. Покачнулся, отступил на шаг и будто без сил обвалился на подогнутые ноги. Очухавшись, устроился поудобнее и полез шарить по карманам ветровки. Нашарил портсигар и достал самокрутку. Вроде бы даже мне предложил. Я никак не отреагировал, хотя своих папирос не прихватил, а курить хотелось.

Сивый закурил с третьей спички. Руки не слушались. Или он прибеднялся? Усыплял бдительность, чтобы рвануть и оставить меня в дураках? Я насторожился, а Сивый первую затяжку сделал такую глубокую, что всосал треть самокрутки. Помедлив, выдохнул. И дальше задымил, как печной дымоход на «Звере». Я понял, что без вещмешка Сивый никуда не побежит, поэтому шагнул к мешку поближе – услышал, как под берцами, вдавленные в землю, захрустели жетоны.

– Ты не думай, – сказал я, – Кардан и Кирпич тоже тебя ищут. Они тут рядом.

Я надеялся, что говорю правду. Вряд ли Кардан проигнорировал мои слова про Сивого. Это же Кардан! Он должен был сообразить, что к чему, и пуститься за мной. Если сразу не пустился, значит, задержался, чтобы всполошить всю команду. Логично. Вот только вокруг было тихо и фонари по пригоркам не шарили. Где же подмога?

– Когда крикну, они прибегут, – сказал я. – Деваться тебе некуда. Думаешь, стремя управишься?

– Я и с тобой вряд ли управлюсь, – неожиданно промолвил Сивый.