Мы молча слушали и одёргивали любого, кто пытался заговорить, будто надеялись, что при очередном повторе генерал изменит свои слова и как-то упомянет нас, похоронщиков. Ничего подобного, конечно, не произошло. Обращение крутилось часа два, пока не сменилось познавательными передачами. А чего мы, собственно, ждали? С радио каждый раз получалась одна и та же муть.
Сыч включил двигатели и зажёг прожекторы. Фара отправился спать, за ним последовали остальные, а мы с Карданом задержались – унесли радио к ограждению над кабиной Сыча, подальше от рокота моторного отделения. Слонялись поблизости, слюнявили самокрутки, курили, изредка переговаривались и слушали, как жёлтый ведущий, по голосу не отличавшийся от синего, расписывает обряды других стран. Передачи у жёлтых выходили поинтереснее. Они не ограничивались трупосжиганием – разбавляли эфир другими видами похорон. Рассказывали, где кого закапывают, бросают в воду или отдают на съедение птицам. Хоть какое-то разнообразие. Горящих хануриков нам хватало и на «Звере».
Сегодня первая передача была посвящена стране, где местные жители до сих пор не догадались сжигать друг друга и маялись с обычными похоронами. Маялись, потому что у них не земля, а скальный грунт и простая лопата его не брала. Каждый сам выдалбливал себе могилу, и чем она глубже, тем больше почестей доставалось погребённому. В самые глубокие могилы спускались в люльке вроде той, что висела у нас на кране кормового подъёмника. За пару дней не управиться, и могилу готовили с детства, точнее с того дня, как сумели поднять кирку. Присмотрев себе уголок, размахивали киркой до старости. Тем, кто не успевал состариться, помогали родные – поддалбливали начатую могилу, чтобы не было стыдно в ней лежать. Забавно и глупо. Им бы нашего «Зверя» – и никакой маеты.
Выпуск завершился описанием похорон особо почитаемого старосты. Местные жители на прощании с ним провели петушиные и буйволиные бои. На боях полегло аж триста буйволов. Ведущий озвучил, сколько стоила такая радость, а мы с Карданом прикинули, что этих денег едва хватило бы на один современный «Молот», ну или на два танка попроще. Похороны короля сего гигантским костром были, конечно, повнушительнее.
После выпуска опять включилось зацикленное обращение к синим. Гарантируем безопасность, тёплое питание и далее по списку. Тут и мы с Карданом сдались. Кардан побрёл в сральную кабинку, а я спустился в жилое отделение, надеясь наутро услышать по радио что-нибудь более вразумительное.
Плафон в теплушке поискового отряда горел. Шконка Сивого пустовала. Кирпичу же храпел, а Фара не спал и не торопился выключать свет. Лежал у себя, подмяв под спину свёрнутый спальник, и листал букварь. Проверял, всё ли аккуратно и ровно, хотя теперь отчитывать за помарки в синей книге было некому.
Я последний из команды снял полоски синего скотча. Боялся сглазить. Ведь по-всякому случается. Сегодня «Молоты» прут вперёд, а завтра по ним проедутся «Медведи». Не проехались. Фронт действительно опрокинулся. Пришло время менять метки «свой-чужой»: вместо синих наматывать жёлтые. Леший заранее раздобыл нам упаковку жёлтого скотча. Скоро нас закрепят за каким-нибудь танковым или мотострелковым батальоном-хорошо бы за танковым! – и мы поедем в обратном направлении. По знакомым краям или по новым, тут уж какой маршрут выберет жёлтый командир.
«Звери» всегда работали подлинней фронта. Убежать они не могли. Слишком медленные и тяжёлые. Как ни гони, застрянешь на переправе. Бэтээрка и бээмдэшка проскочат по обычному мосту, а «Зверю» до защищённых рубежей не добраться – ему подавай укреплённый мост или подгоняй паром, да только паромы при отступлении забиты другой техникой. Зенитку или гаубицу эвакуировать важнее. И как-то так повелось, что «Зверь» переходит на сторону тех, кто наступает, а мы, похоронная команда, переходим вместе с ним. Мы от него неотделимы. Куда направят, туда и едем. И для нас нет разницы, каких хануриков сжигать, жёлтых или синих. Они все на одно лицо, лишь метки разные.
С тех пор как я поднялся на палубу «Зверя 44», а прошло уже пять лет, фронт перевернулся в третий раз. Три предыдущих наступления накрывали мой городок. Если его накроет и сейчас, я опять повидаюсь с родными. В своё время, когда «Зверь» проползал километрах в пятидесяти от них, Бухта подбросил меня на своём внедорожнике, а Сухой, падла, и отпустить не захотел, да я бы пешком всё равно не добрался – маршрут лёг неудачно. Вот и получилось, что мать с сестрой я не навещал с предыдущего наступления жёлтых, когда мне помог Бухта. Примерно тогда же и отец заглянул к нам на «Зверь». Он служил в армии жёлтых, и ему у нас понравилось. Отец сказал, что хочет попасть в одну из наших печей – надеется, что его отыщет именно мой поисковый отряд, а не поисковый отряд какого-нибудь другого «Зверя». Эта надежда грела его на фронте в самые холодные дни.