Зверь

Я сказал Соланж Вотье, что на ее месте сделал бы то же самое, и мы переменили разговор. Все это пока­залось мне случайным и не имеющим никакого значе­ния, я даже и не подозревал тогда, что история с шар­фом станет ключом к разгадке всего дела. Еще не­сколько дней прошло в раздумьях. Я съездил в Санак. Часто бывал с переводчиком у своего клиента в тюрьме. В третий раз встретился с его женой — снова на ней был тот же надушенный шарф. Кончилось тем, что он засел у меня в голове. Ставшая неотступной мысль ма­ло-помалу привела меня к разгадке этого преступления. Конечно, под ним стояла подпись «Вотье» в виде ос­тавленных повсюду отпечатков пальцев. Но с другой стороны,— не слишком ли их было много? Выходило, что если Вотье не был истинным преступником, но брал убийство на себя, значит, делал он это только для того, чтобы спасти истинного убийцу, которого знал. Кого он мог спасать такой ценой? Ради кого пойти на самопо­жертвование? Таким человеком могла быть только его жена — прекрасная и нежная Соланж. Следовательно, Джона Белла убила Соланж, и у Вотье были доказа­тельства этого. Какие доказательства? Да тот самый зеленый шарф, черт побери! Заветный, пахнущий ее ду­хами шарф, который оказался у него в руках,— Соланж, должно быть, его забыла или потеряла в каюте аме­риканца.

Но тогда возник новый мучительный для меня воп­рос: почему Соланж убила Джона Белла? Чтобы из­бавиться от него? Значит, Соланж была в тайной связи с молодым американцем? Убила ли она его сама или с помощью сообщника? Джон Белл был крепким мужчи­ной. Могло ли столь хрупкое создание быть убийцей? Это казалось неправдоподобным. Разве что — и вот тут- то, дорогая Даниэль, меня осенило,— разве что убийца был кто-то другой, неизвестный Соланж, но заинтересо­ванный в том, чтобы убрать их обоих — Джона Белла и молодую женщину. В этом случае для преступника луч­ше всего было убить американца таким образом, чтобы подозрения в убийстве пали на Соланж. Для этого до­статочно было оставить на месте преступления вещест­венное доказательство присутствия молодой женщины. Так же, как я, убийца обратил внимание на неизменный надушенный шарф Соланж. Ему оставалось только украсть его — он и сделал это. Остальное вам известно.

Однако все это были только предположения. Нужно было доказательство того, что Вотье действительно об­наружил возле убитого Джона Белла зеленый шарф же­ны. Поэтому накануне процесса я посоветовал Соланж явиться в суд с серым шарфом на шее. У меня был точный план: я собирался устроить так, чтобы в опре­деленный момент Соланж очутилась поблизости от под­судимого и он мог почувствовать запах ее духов. Нужно было посмотреть, как он будет реагировать. Вы помни­те его реакцию. Всеми силами он пытался сорвать с шеи жены шарф, думая, что он зеленый. Для него это бы­ло страшное доказательство виновности жены, он был ошеломлен, потрясен, не понимая, каким образом этот шарф оказался на ней, в то время как он сам от него избавился, когда подделывал преступление. Вот, Даниель, и вся разгадка тайны этого шарфа.

—      Простите, мэтр, но вы не сказали, как догада­лись, что Вотье избавился от этого шарфа?

—      Тут я попытался поставить себя на место Вотье: что сделал бы я сам, если бы обнаружил в каюте возле трупа предмет, принадлежащий жене, которую хочу спа­сти любой ценой? Я бы просто выбросил его через ил­люминатор в море, так же поступил бы и с орудием пре­ступления. Не пойман — не вор, а следов не осталось! А теперь спокойной ночи, внучка. Выбросьте все это из головы, иначе вас одолеют кошмары.

Даниель рассеянно слушала, словно была не в со­стоянии оторваться от воспоминаний о той сцене в каю­те, где мужчина из любви к женщине обвинял себя в убийстве, которого не совершал. Задумчиво направилась она к двери. И когда уже выходила, Виктор Дельо из кресла позвал ее:

—     Внучка...

Он произнес это с такой нежностью, что она смути­лась.

—    Подождите,— продолжал старик.— Подойдите по­ближе, чтобы я мог вас лучше видеть.

Она повиновалась. Поправив на носу пенсне, он мол­ча смотрел на свою юную ученицу.

—      Мне не нравится, внучка, ваше растерянное ли­цо... и глаза тоже. Что случилось?

—     Да нет... ничего, мэтр,— ответила она.

—     В самом деле? Отчего же тогда в глазах слезы?

—     Уверяю вас...

Она не смогла договорить и разрыдалась, уткнув­шись лицом в подлокотник кресла.