Зверь

— Мое заключение, господа судьи и господа при­сяжные, будет простым: подлинный убийца Джона Бел­ла— перед вами. Придет время, и он предстанет перед судом. Боюсь, что это будет трудная задача для его за­щитника... во всяком случае, слишком трудная для мо­их старых плеч. Лично я выполнил поручение шефа ад­вокатов мсье Мюнье, назначившего меня в этом деле защитником Жака Вотье, которого вы сейчас оправда­ете. Я ни от кого не жду благодарности — ни, в особен­ности, от странного своего клиента, которому, знаю, причинил много зла, рассказав о недостойном поведении его жены; ни от самой жены, которая может сердиться на меня за то, что я предал публичной огласке некото­рые факты ее интимной жизни; ни от семьи несчастного подсудимого, которая никогда не простит мне того, что к нему не будет применена триста вторая статья уго­ловного кодекса, чего с таким пылом требовал гене­ральный адвокат Бертье. Единственный человек, кото­рый должен в глубине своего сердца благодарить Бога за то, что он меня просветил,— это мсье Роделек, пре­красный и скромный Ивон Роделек, светлая личность которого возвысила уровень этого процесса. Я же со сво­ей стороны должен поблагодарить вас, господа судьи и господа присяжные, выслушавших мою долгую речь с тем терпением, которое делает честь французскому пра­восудию.

В своей квартире на улице Сен-Пэр Виктор Дельо снова наконец облачился в выцветший домашний ха­лат и тапочки. Он сидел с полузакрытыми глазами, за­прокинув голову на спинку старого кресла. Беседа с юной помощницей Даниель, казалось, почти не занима­ла его. Как обычно по вечерам, кабинет освещала толь­ко лампа под абажуром, стоящая на письменном столе.

—       Вы, наверно, очень устали, мэтр? День был тя­желый. Может быть, мне лучше уйти?

—       Нет, внучка, — ответил адвокат, не открывая глаз. — Побудьте еще немного — после судебной лихо­радки ваше присутствие успокаивает меня. К тому же сейчас мне было бы немного одиноко без вас.

—     Если бы вы знали, мэтр, как вы были великолеп­ны! Вы не просто спасли Жака, вы вернули ему челове­ческое достоинство. Вместо зверя все увидели в нем ра­нимое, глубоко чувствующее создание.

—      Ну что же, тем лучше! Вас, по крайней мере, моя речь не разочаровала. Я почувствовал, что другим она не слишком понравилась, начиная с моего клиента. Он, мне кажется, предпочел бы быть осужденным за пре­ступление, которого не совершал, чем узнать об измене жены.

—       Если бы вы видели, мэтр, с каким вниманием весь зал слушал вас почти три часа! Все ловили каждое ваше слово. Вы выступали не просто как защитник, вы воплощали собой правосудие во всех его ипостасях: вы были поочередно и полицейским, и следователем, и про­курором, и защитником, и обвинителем в одном лице.

—     Ну да. Или одним во всех лицах.

—    А что будет дальше, мэтр?

—       Дальше все просто, внучка. Настоящий убийца, взятый под стражу после моей речи прямо в зале суда, пойдет, конечно, на гильотину — и многоуважаемый Бертье будет удовлетворен. Ему лишь бы высшая мера, а кому — Жаку или Анри — неважно.

—    А жена убийцы?

—       Красавица Филис? За нее не беспокойтесь. Она сейчас где-нибудь в ночном клубе на Бродвее пьет, при­чем сама не знает — с горя или от радости. Оттого, что потеряла богатого любовника, или оттого, что освободи­лась от презираемого мужа.

—     А почему Жака не освободили сразу? Он ведь так настрадался. Неужели его оставят на ночь в тюрьме?

—     Дитя мое, Фемида — очень обидчивая старая да­ма. Ей не понравилось, что какой-то слепой водил ее за нос и выставил на посмешище. Но не волнуйтесь, дня через три Жак Вотье вернется к жене.

—      Вернется к жене? Надеюсь, он не станет с ней жить...

—     Придется, внучка. Что он без нее? К тому же он умный парень и уже, наверно, понял, что мимолетное увлечение Соланж — ничто в сравнении с той предан­ностью, с которой она относилась к нему с детства. Я не могу их себе представить одного без другого.

—     Это было бы чудовищно! — пылко возразила Да­ниель. — Холодная, эгоистичная женщина недостойна любви этого замечательного человека. Нет, это было бы действительно чудовищно!

Дельо посмотрел на нее с удивлением:

—    Что с вами, милочка?

Она покраснела в сильном смущении, попыталась улыбнуться.

—     Да нет, ничего... просто разволновалась от вашей речи. А вы, мэтр? Что вы теперь будете делать?

—      Я? Так же как и вы, дорогая Даниель, попытаюсь хорошо выспаться и надеюсь, что мне не будут сниться слепоглухонемые, американские сенаторы, члены брат­ства Святого Гавриила, судебно-медицинские эксперты и танцовщицы с Бродвея.

—    Спокойной ночи, мэтр.

Уже на пороге девушка, поколебавшись, спро­сила:

—    Простите, мэтр, прежде чем уйти, мне хотелось бы спросить вас еще об одной вещи, которая меня занима­ет.

—    Давайте.