Зверь дышит

Когда б не рифмы, умер, право. Я мучительно напрягаюсь. Вот-вот, мне кажется, я вызову к себе образ того сибаритствующего молодчика, который это сказал. Вряд ли это Ходасевич… Нет, решительно не он! Он нервный, он не мог сказать «право». Не ямбом ли четырёхстопным? — Прошу учесть: я тоже собутыльник. Вытянешь ли под одеялом ногу — вдаль, где холодно (а потом станет тепло), или наоборот — согнёшь, выставив вбок колено, а стопу другой заложив за голень, — при каждом таком движении меняется мир. Я уж не говорю — ворочаться с боку на бок. И вдруг вспомнил: это сказал Бердников! Вот ведь козёл низкорослый!

Опять эти одинокие козлы. Конечно, это кузнечики, а никакие не козодои. Птица бы давно выпорхнула, мы бы увидели. Не такой уж он одинокий: вон там ему соперник подстрекает. А ведь для кого-то это звучит как песнь, как страстный призыв…

[Там холм лохмат]. Этот рой играет важную роль в экологии этого луга. Это не пастбище, а какое-то стрельбище. Нет, Сергейцево уже проехали. Следующая — Второво. Вот это здорово! Скажете — Владимирская область, кончился июль. Ну, пока только июнь кончается. Каплю жаркой земляники сладким языком. Такая баночка вмещает тысячу сто ягод. В среднем, конечно.

В засуху она не полола. У неё такая стратегия. И эти сорняки уберегали картошку от высыхания. А мама пока спохватится — у неё уже всё сохнет. Сейчас всё выдрала — даже осота нет между грядками. Или он молочай называется? Эти чёрные, лохматые пожирают листья крапивы. Стало быть, из них выведутся крапивницы, так, что ли? А гусеницы капустниц на капусте, значит, пасутся? Да, я видела таких зелёных, гладких.

Куда пропал томик Ходасевича? Он тут лежал, всё время попадался на глаза, а теперь нет его… А теперь, когда мне надо кое-что посмотреть, его и нет. Где ж его искать? Нигде не находится. — Да, я сама, бывало, в него заглядывала. Он тут лежал. Куда ж он делся? Ума не приложу. То, что предсказывается, всегда бывает слабым, а всё сильное происходит внезапно.

Мало того, что снятся, — ещё и наяву бутылки, но в совершенно иной ситуации. И выберу я ту или иную стратегию, но краха не миную. Прошу учесть: я тоже собутыльник. Но в совершенно иной интерпретации. Меня трудно вычеркнуть из тусовки. Тебя — ещё труднее. Практически невозможно. А кто попробует это сделать, тот свернёт себе шею. Ручаюсь, что я ему в этом поспособствую.

Ликвидировать? — Очень просто. Бабло побеждает добро. Мы ликвидируем тебя не как человека, а как функцию, мешающую нашему бизнесу. Если бы ты мог отделить себя от этой функции, ты бы сам по себе уцелел. Но поскольку ты человек «цельный», то и погибай «в целом».

Нанёс четыре удара, которые теоретически могли бы быть смертельными, если б он ударил в правильное место. Но он не стал бить в правильное место — по причинам, мне не известным. Слушай, это реальная история. Насечки с обеих сторон. Настолько реально он бил. Удар был нанесён доступно, чётко и ясно, что я ничего не успел заметить. Потом я заметил, что у меня с двух сторон насечки. Все удары были посвящены одному — чтобы я испугался. Но я не испугался. Ни капли. Он не может меня убить без страха. Убить без страха нельзя. Запомни это. Он мне чётко потом это сказал. Это главная идея всех маньяков. Он мне сам сказал, лично: он сказал, что есть правило, которое должно быть исполнено. Я его не исполнил. Он сказал: я тебя ненавижу, ты гад. Я тебя убью, но для этого мне нужны новые силы.

Здравствуйте, полковник, вы черны, как лес. А у него нет знакомых полковников. Редко когда гроссмейстер — и то сомнительный. Не говоря уж совсем про доминошников. Он никогда не пьёт и не пил. Только кофе. Простые мелодии и мультимедийные к ним звоны, всяческие позвякиванья.

Ничего себе водки винный друг! Я понял, от чего меня спасает выпивка: от рефлексии. То есть становишься Колумбом. Не смейся. Выходишь в рейды — исследовательские. Чаще всего безуспешно. Не в рейды, а в экспедиции. Есть разница. Но меня радует уж то, что искомый предмет находится вне меня. Если вообще он существует. А без телевизора? Тоже сидишь как бы в жопе (в своей собственной). Так лучше пить и смотреть телевизор одновременно. Малыми шагами. Тогда что-нибудь накатит. Гога — без звука. Раньше смотрел когда-то. Сейчас — не знаю.

Вы тоста трезвости не портьте. Два слова в ала-верды. Для меня Владимир Строчков, для меня это личная ситуация. И меня два красивых охранника повезли из ОГИ в «Пироги». Да, мне интересно с Вами поговорить. Мне интересно, смогли бы Вы мне рассказать что-нибудь интересное. А потому что у меня жизнь — роман. Как начну читать на старости лет — сама буду удивляться. В пятом веке — и ни в одном глазу! Лишь скучное собрание многотомных недоумений. Оставляя в стороне биографический и документальный материал. Чем глубже пытаешься проникнуть в характер этих общих отношений, тем более хочется воздержаться от какого-либо высказывания на сей счёт.