Нехотя поднялся на ноги, немного потянулся, чтобы размять затёкшую спину, и последовал за оборотнем. За две недели, которые провёл в камере, не снимая браслетов, я начал чувствовать себя настолько паршиво, что хотелось убиться башкой о стену. Оброс, одичал и истосковался по своей блондиночке. Думал о ней постоянно. На все мои вопросы касаемо жизни Виталины, Павел, мой адвокат из раза в раз повторял лишь то, что с девушкой всё в порядке, а я блять хотел знать о своей истинной намного больше. Где бывает, чем занимается, как спит, что ест… с кем общается и насколько тесно. Места себе не находил от ревности, хотя стоило переживать совсем по другому поводу. Найти заказчика оказалось не так-то просто, потому что сам Логунов понятия не имел, кто платил ему за опыты и поставлял доноров, но Ева оказалась очень дотошным и знающим свое дело профессионалом, поэтому выбраться на свободу у меня шансы были неплохие.
Меня привели в небольшую комнатку, в которой имелся душ и все необходимые принадлежности для того, чтобы я смог привести себя в порядок и предстать перед старейшинами не как одичалый вонючий леший.
Волосы отросли, появилась щетина, а лицо осунулось. Тюрьма блять не красит даже оборотня, к тому же благодаря гребаным браслетам я был лишен силы и очень переживал, как будет происходить адаптация и возврат зверя. Волчара мог повести себя крайне непредсказуемо, а нам сейчас лишние проблемы были не к чему.
Понятия не имел, что именно меня ждало в зале суда, но был готов взглянуть в глаза каждому сидящему за трибуной Сверху без стыда и страха. У каждого члена совета за плечами имеется история, связанная с криминалом, поэтому не им осуждать мои действия. Даже мой дед, Максим Зверев, которого все уважают и знают, как самого справедливого и беспристрастного судью, в далёком прошлом не был на стороне трибунала и презирал закон, который не помог ему спасти возлюбленную и едва не лишил второго шанса на счастье.
Помывшись и переодевшись в чистые вещи, сразу почувствовал себя намного лучше. Шмотки конечно Ева подобрала на свой вкус, отдав предпочтение классическому стилю, но я был не в том положении, чтобы выебываться и требовать заменить предложенный костюм на джинсы и футболку.
В здание трибунала меня привезли за час до начала заседания и отвели в специальную комнату, где я уже мог спокойно пообщаться с близкими и попрощаться с ними, на случай, если судьи всё же примут решение о немедленной ликвидации.
Конечно, в моем случае за час ошибки прошлого не исправить, но я искренне хотел извиниться хотя бы перед мамой за то, что исчез из её жизни. Малика не виновата в том, что произошло между мной и Давидом. Она всегда относилась к нам одинаково и любила всем сердцем, даже после того, как ее мальчики выросли и стали взрослыми упертыми мужиками.
– Джейс, нужно ещё раз обсудить то, что ты будешь говорить на суде и… – начал было Павел, закопавшись в документах, но я прервал его речь, чтобы побыстрее выпроводить оборотня за дверь.
– Нечего обсуждать. Я буду говорить правду. Мне на башку детектор нацепят, поэтому выбор не велик.
– Да, но правду можно по-разному преподнести. Если ты…
– Павел Леонидович, сейчас я хочу поговорить со своими близкими. Время вышло. Вы сделали всё, что могли, и теперь решение за советом.
– Ладно. Всё равно спорить с тобой бесполезно, – недовольно поджал губы оборотень, быстро сгрёб все бумаги со стола в свой портфель и направился к двери. – Если получишь второй шанс, постарайся его не просрать, Джейс.
– Постараюсь… – выдохнул в ответ.
За те минуты, что находился в помещении один, я прогнал в голове десятки вариантов своего поведения при встрече с мамой, но так и не смог подобрать нужных приветственных слов, поэтому, когда Малика вошла в комнату, я просто стыдливо опустил голову, не в силах посмотреть женщине в глаза. Каким бы взрослым и суровым я не стал, рядом с мамой всё равно продолжал ощущать себя маленьким пацаном.
– Джейс… – прошептала и тут же бросилась мне на шею, начав влажными от слёз губами целовать лицо. – Сыночек… Как же я соскучилась по тебе… Столько лет, Джейс… Столько лет…
– Мама… – так долго не произносил это слово, что оно больно оцарапало горло, когда сорвалось с языка. – Успокойся. Всё нормально же, – по-идиотски улыбнулся, стараясь не сильно сдавливать в своих объятиях хрупкую женщину, которая продолжала плакать и смотреть на меня так, будто я не просто вернулся, а восстал из мертвых.
Из-за браслетов я не мог ощутить родной сердцу аромат в полной мере, но мне было достаточно и материнского тепла, которого мне так не хватало все эти годы.
– Какой ты стал красивый. Возмужал… – всхлипнула, проводя ладонями по плечам. – Мой добрый, справедливый мальчик… как же так…