Зверь из бездны

– Ну а для черни, всяких там горшечников и прочих малопочтенных клиентов, – Серапис бросил косой взгляд на Менеса, сына гончара Мома, – годно впрыскивание в задний проход трупа сока горькой редьки, настоянного на навозе, который немного задерживает тление. Сойдет также вымачивание тела в ослиной моче с небольшим добавлением меда. Да не перестарайтесь и кладите меда ровно столько, за сколько заплатил этот презренный сброд!..

Вот уже десять весен Менес постигал премудрость Инпу под пристальным взглядом Сераписа. Он уже знал назубок, в какие канопы[40] кладутся какие органы трупа. Умел рассчитывать, в какой день и час, согласно ходу созвездий на небесном своде, следует впрыскивать благовонные масла в задний проход трупа, дабы наилучшим образом уберечь его от тления. Ведомо ему было и то, как потребно поступить с сердцем умершего.

Народ Черной Земли свято верил, что тело умирает, но сохраняются имя человека – Рен, его душа – Ба и душа-двойник – Ка. Ба принимает облик птицы и, вылетев из тела, устремляется на небо. Она попадает в золотую лодку солнечного бога Ра и движется вместе с ним по небесному своду. Ка, напротив, тесно связана с телом, ей необходимо есть и пить, требуются ей также и амулеты – защита от монстров, которые поджидают душу в загробном мире. Там, на полях Иалу[41], жизнь ее продолжается, не меняясь. Богатые и там остаются богачами, бедные – бедняками, ибо так решили боги, и так должно быть всегда. Вечность. Что такое вечность, Менес не понимал, не мог объять разумом. Но верил, что так оно и есть.

Спасенный мастером мальчик вырос в высокого стройного юношу. Не раз он ловил на себе липкие взгляды младших мастеров, помощников Сераписа. Но Менес избегал уединяться с ними по вечерам на заднем дворе храма Инпу, у освежающего воздух фонтана, как то делали другие ученики. Да и в коллективных ночных забавах своих товарищей в спальных помещениях храмовых пристроек он также не принимал участия. Душа его ждала чего-то другого – чего, он и сам не знал.

Глава 6 Афири, дочь Хафра

Менес познаёт нечто, что гораздо важнее науки о сохранении мертвых тел для жизни вечной, и немедленно подвергается за это суровому наказанию.

Великая честь выпала Менесу нынче – сам учитель Серапис взял его с собой в дом высокопоставленного клиента.

При жизни чиновник Хафр ведал конюшнями самого Пер-О – влиятельнее него среди царедворцев был, пожалуй, только главный евнух фараонова гарема. Даже министры заискивали перед Хафром. Но неумолимая смерть сделала его равным самому последнему из рабов, умерших от тяжкого труда на строительстве пирамид. И теперь только искусство Сераписа могло уберечь его земную оболочку от тления, а его душу в подземном мире – от ухода в небытие.

Семья Хафра занимала обширный четырехэтажный дворец в центре Пи-Рамсеса. Стены его были оштукатурены и украшены росписями, изображающими охоту и любовные утехи покойного. Вот и нынче, когда Хафр был уже мертв, и, несмотря на это, стену его дворца продолжал расписывать смуглый, облаченный в одну лишь узкую схенти[42] художник. Он расчертил сырую еще штукатурку на равные квадраты, словно бы сеть на стену набросил. Живописцу, очевидно, хотелось с кем-нибудь поговорить, и он нашел благодарного собеседника в лице Менеса.

– Зачем же ты начертал эти клетки, мастер? – почтительно поинтересовался у него юноша.

– Это священные квадраты, отрок, – строго отвечал тот, преисполненный гордости за свое ремесло, угодное Богам. – В них заключена великая тайна. Размеры всего сущего соотносятся с сим четырехугольником. По высоте откладывается до двадцати квадратов, а по ширине – от десяти до пятнадцати. Ежели изображается шагающий человек, клеток надобно больше, стоящему же столько не нужно. Высота одного квадрата равна высоте лодыжки либо длине среднего пальца руки. Шесть клеток от земли – уровень колена, на высоте двенадцати располагается пуп – центр человеческого микрокосма, четырнадцать клеток – высота подмышки, шестнадцать – плеч, а выше идут шея и голова. Голову надобно изображать в профиль, но глаз – в фас. Грудная клеть также рисуется в фас, а ноги – в профиль. Воедино их соединяет таз, который есть связующее звено в человеке, подобно тому, как мир земной связывает подземный, где обитают чудовища и души мертвых, с небесным – обителью Богов. Таким образом, изображая человека, мы делаем не мгновенный слепок его облика, а вневременной отпечаток микрокосма. Существо, шагающее в вечность. Таковы наши древние каноны, нарушать которые нельзя, если страшишься гнева Богов!