Высокие стены и циклопическая кладка храма Инпу представлялись Менесу грандиознейшим творением человеческих рук, сравнимым разве что с Великой Пирамидой Хуфу. Теперь он понял, каким жалким профаном он был, и то и дело замирал в невольном трепете перед диким величием катакомб храма Анубиса, которые спускались на невообразимую для человеческого разума глубину. Природные полости в толще земной были облюбованы человеком еще с доисторических времен, но где они заканчиваются и что таится в их темной глубине – об этом, наверное, не знали даже сами жрецы Инпу. Недаром леденящие кровь предания о хтонических[47]
чудовищах, спящих в жуткой глубине храмовых катакомб, шепотом передавались из уст в уста учениками школы бальзамировщиков, действовавшей при храме.Но Менесу было безразлично, какие твари прячутся в кромешной тьме гулких подземелий. Ему вообще отныне было глубоко наплевать на все, включая собственную жизнь, которая висела на тоненьком волоске, зажатом в сильных пальцах бальзамировщика Сераписа.
При одной мысли об учителе Менес содрогнулся. Он не мог ни забыть, ни простить того, что видели его глаза.
Грубый толчок в спину отвлек юношу от горестных размышлений и заставил, хоть и на короткое время, сосредоточиться на событиях текущей минуты. Прислужники храма Инпу, несмотря на густую вязкую темноту, царившую в тоннелях, тащили его вперед, ничуть не снижая темпа. Привыкшие к сумраку храмовых помещений, они видели в темноте как кошки. Позади Менес слышал пыхтение поспешавшего следом Сераписа.
Он бы, конечно, мог кинуться в ноги могущественному жрецу, попытаться вымолить у того дыхание для своего носа, но… Нет, уж лучше умереть мучительной смертью, чем лобызать сандалии Сераписа! Воспоминания последних дней вновь окатили юношу холодным зимним ливнем, и он зябко повел смуглыми плечами. Перед его внутренним взором вновь, в стотысячный раз, возникли подробности вчерашней ночи. Пляшущий блик от единственного факела блестит на лысой, похожей на головку фаллоса голове Сераписа. Голова вместе с обнаженным телом мерно и ритмично поднимается и опускается в такт движению пламени на…
Новый тычок промеж лопаток заставил Менеса ускорить шаг. Тугие веревки на запястьях еще глубже врезались в его измученную, истерзанную побоями и голодом плоть. Разбитая голова кружилась. Менеса затошнило. Но маленькая группа по-прежнему споро продвигалась по длинному, постепенно сужавшемуся коридору, стены которого были испещрены непонятными знаками. Сообразуясь с их значением, конвоиры ловко сворачивали в боковые ответвления тоннеля, спускаясь все ниже и ниже.
Странный звук, не похожий ни на что, слышанное Менесом прежде, донесся откуда-то из самых недр царства Геба[48]
– повелителя земной тверди. Просачиваясь сквозь щели в сырых плитах пола, он сплющивался в тонкие лезвия, которые полосовали барабанные перепонки почти на уровне еще не ведомого людям ультразвука. Затем визг перешел в жуткое утробное урчание, от которого у Менеса разом скрутило все внутренности, будто их сжала чья-то холодная липкая пятерня. И, наконец, гремящий рев, который не могло издать ни одно известное Менесу живое существо, потряс заросшие серой плесенью своды, разбудив в темных подземельях гулкое эхо, а в еще более темных закоулках генетической памяти – первобытный, превращающий человека в каменную статую УЖАС.– Великий Древний Ужас Инпу! – взвыли дурными голосами прислужники Сераписа и рухнули навзничь, разбивая колени и локти о гранитные плиты. Никакие пинки и угрозы главного бальзамировщика, который первым оправился от столбняка, не смогли оторвать их от пола.
Поняв, что от служителей храма ничего путного не добьешься, бальзамировщик оставил в покое дюжих мужчин, продолжавших скулить, словно трусливые бабы, пресмыкаясь возле его сандалий. Он подхватил связанного Менеса и потащил в темноту, словно паук – опутанного липкой сетью мотылька.
Коридор сузился настолько, что юноша касался обнаженным плечом сырых холодных плит. Цепкие сильные пальцы профессионального бальзамировщика не давали ему ни малейшего шанса вырваться. Да и куда было бежать в этом темном лабиринте? Внезапно Менес почувствовал, что железная хватка на его плече ослабла и он стремительно скользит куда-то вниз. За его спиной со скрежетом опустилась тяжелая плита, отрезав обратный путь.
Юноша очутился в огромном, скудно освещенном подземном зале, стены которого были облицованы каким-то серебристым металлом. Если бы Менес немного разбирался в металлургии, он бы очень удивился, потому что доисторический лабиринт был отделан неизвестным людям металлом, который много позже назовут алюминием[49]
.Откуда-то сверху послышался издевательский хохот Сераписа. Менес задрал голову и увидел бальзамировщика. Тот раскорячился в небольшой нише, до которой юноше было никак не дотянуться, и Менесу оставалось лишь любоваться гениталиями Сераписа, издевательски болтавшимися под жреческим передником. Юношу вновь захлестнула мутная волна воспоминаний…