Зверь из бездны

…Я был безусым студентом. Занятый мировыми вопросами и судьбами человечества, я очень трагично смотрел на жизнь. Мне всюду мерещились драмы, и сам себе я казался большим человеком, которому суждено исполнить в жизни сильно драматическую роль… Любовь и женщина казались мне тогда помехами на пути героических подвигов, и полюбить, как это случается с каждым смертным, я считал ниже своего достоинства… Влюбиться, как глупый мальчишка, заниматься амурами, вздохами, поцелуями — в то время, когда и т. д., — да могло ли быть что-нибудь позорнее?!. Политическая экономия, задачи интеллигенции, разные «проклятые вопросы» поглотили меня с головой, и не осталось места ни в голове, ни в сердце тому, что вложено в каждого смертного неумолимым деспотом — природою. Отвлеченная мозговая жизнь отодвинула от меня все обыденное куда-то в задний угол, и мне казалось, что во имя отвлеченного принципа я готов вступить в бой с самой природой и выйти из этого боя победителем… Но вышло иначе… Исход же первого боя оказался сомнительным…

— Обратился в бегство?

— Нет. Воевал до последних сил. И вот как это было…

…Я перешел на третий курс и с сознанием своего полулекарского достоинства поехал к дяде в деревню, чтобы провести лето и отдохнуть. Мой дядя был старосветским помещиком. Это был очень добродушный человек, честный в личных отношениях с окружающими, имевший свою Пульхерию Ивановну[241] и совершенно всем довольный. Конечно, как и ко всем довольным жизнью людям, я относился к нему с полным презрением. Однако, не дядя и не тетя, а всего больше возмущала меня гостившая у них институтка Полина Владимировна, попросту — Поля. Меня злили ее институтские особенности: наивность, легкомыслие, отсутствие потребности «мыслить критически», думать и говорить серьезно, читать что-нибудь, кроме глупых романов, и особенно — делать что-нибудь неизящное: например, вымести комнату, починить дядюшке белье, покопаться на грядках огорода в земле; зато она была большая мастерица делать цветы, танцевать модные танцы, устроить необыкновенный головной убор…

— Пустушка! — говорил я со злостью, приглядываясь к этой изящной барышне…

— Опять цветочки делаете?

— Да.

— Приятное занятие?

— Очень.

— А главное — не головоломное!..

Помню, что даже красота ее серых глаз, обилие золотистых волос и изящность фигуры порождали во мне на первых порах какую-то жгучую неприязнь к этой девушке. И началась война…

— Фи! Какие грязные у вас ногти! — состроив брезгливую гримаску, говорила Поля.

— Ногти — пустяки… Вот когда в душе неопрятно — это скверно…

— Вы невежа!

— Я не имел вас ввиду… — говорил я, чувствуя величайшее наслаждение от своей находчивости.

Сделавши несколько попыток повлиять на институтку в смысле ее духовного и нравственного усовершенствования, я только окончательно убедился, что она глупа, бессодержательна и пуста, как пошлый французский роман…

— Я вам говорю серьезно, а вы — улыбаетесь!

— Право, мне скучно… Ничего не понимаю… И потом у вас ужасно смешно прыгает на голове вихор!..

— Другому достаточно показать палец, чтобы было очень смешно!..

— Что вы злитесь? Пойдемте лучше на пруд удить!

Я с сердцем бросал книгу в сторону.

— Конечно!.. А еще лучше — делать цветочки!.. — говорил я и, прищуря глаза, смотрел на пустушку, а потом шел деловитой походкой в отдельный флигель, где и погружался в Спенсера[242].

Прошел целый месяц в мелких стычках… Я успел приглядеться к институтским особенностям Полины Владимировны и перестал поражаться ее глупостью и наивностью… Изредка я стал замечать в ней, чего раньше не видел: остроумие и женскую сообразительность, полную всяческих неожиданностей… Какое-нибудь слово, замечание или жест — и я неистово хохочу… А потом думаю: «Что это? Ум, его меткость или просто детская простота?.. Случайность!» — решаю в конце концов, а все что-то беспокоит… Боюсь всякой несправедливости.

Однажды мы сидели на балконе, выходившем в большой запущенный сад, и пили вечерний чай. Почему-то, не помню, зашел разговор о студенческих беспорядках, и дядюшка высказал очень оригинальный проект успокоить студентов:

— Женить бы вас всех. Не принимать в университет, прежде чем не женитесь! А вам запрещают… Кабы я был министр, я вас всех женил бы, а тебя — в первую голову…

Все расхохотались. Я случайно встретил серые глаза девушки и смутился.

— Поля!.. Ты пошла бы за него? — спросил неожиданно дядюшка и ткнул пальцем в мою сторону.

Я поперхнулся чаем, а девушка залилась смехом, как канарейка.

— Я пойду за того, кого полюблю, и кто больше всего на свете полюбит меня!

— А ты? — обратился ко мне дядюшка.

Это было слишком. Я не мальчик!..

— Я не собираюсь вовсе…

— И прекрасно делаете! — сказала девушка. — Где уж тут думать о… когда горишь любовью ко всему человечеству!.. До жены ли тут?!

Щеки ее вспыхнули, в глазах сверкнули торжествующие огоньки, скользнула ироническая улыбка, и выглянули блестящие белые зубы.

— Не остроумно, барышня!

— Где нам?.. Мы — институтки…

— И… не умно…

— Вы невежа!..