Зверь из бездны

Вдруг в избе раздался старческий смех. Я оглянулся и увидал свесившуюся с печки седую голову с бородой. Старик весело смотрел с печки и хохотал.

— Насмешил меня ты! — проговорил он. — Теперь долго буду смеяться, к утру, Бог даст, и помру!

Старик спрятался, но с печки все время слышался его смех, то тихий, то погромче…

Пока я ел творог, сметану и пил сливки, Смехунья стояла с ребеночком на руках. Взглянул я на ребеночка и давай хохотать: точь-в-точь, как голенькая гуттаперчевая куколка!.. А как только я стал хохотать, так и все другие стали смеяться. Услышали наш хохот стоявшие под окнами жители и тоже начали хохотать… Скоро вся деревня хохотала, и так было весело, что я не вытерпел, встал и давай плясать казачка… Куда делась моя старость!..

Смехунья смотрела-смотрела на меня, потом сунула ребеночка в руки Улыбе и присоединилась ко мне. Весело притопывала она каблучком, хлопала в ладоши и помахивала розовым платочком. Глядел-глядел на нас Улыба и тоже не выдержал и с ребенком на руках пустился в присядку.

— Не вырони ребенка! — кричала Смехунья, притопывая ногою.

Быть может, я плясал бы очень долго, но пришлось остановиться: позабыв о своем росте, я сильно стукнулся головой о потолок, прошиб его и сильно ушибся… Сел я на полу и схватился рукой за голову.

— Смейся, скорей! — закричала Смехунья.

— Смейся, старичок! — наклонившись надо мной, советовал Улыба.

Но смеяться я не мог: мне было не до смеху.

— А у нас, как кто ушибется, так сейчас же давай смеяться! И все проходит…

От боли я начал стонать, и на глазах у меня появились слезы.

— Гляди-ка: из глаз-то у него вода течет! — сказала Смехунья и начала приставать ко мне, чтобы я научил ее плакать.

Мне было досадно, что мне больно, а всем смешно, и я рассердился. Но здесь, должно быть, не умели сердиться, и поэтому сердитый человек показался им еще более смешным…

— Дураки! — обругал я их и отвернулся.

А они переглянулись и захохотали… Улыба принес розового пива и начал угощать меня. Как только я хлебнул этого пива, так мне снова захотелось радоваться, боль прекратилась, и я сел на лавку и съел все, что стояло на столе.

— Спать хочу, — заявил я хозяевам.

— Иди ко мне на печку! — позвал меня старичок.

Я полез на печку и лег рядом с хихикающим старичком. А в избу все приходили мужики и бабы и тихо спрашивали:

— Откуда у вас этот старичище?.. Где он?

— Напился, наелся и спит на печке! — шепотом отвечала Смехунья.

И долго было слышно, как в избе хихикали и шептались веселые жители…

Проснувшись, я толкнул локтем лежащего рядом старика и сказал:

— Будет спать!

Но старик не отвечал. Потрогал я его за руку — рука холодная. Посмотрел в лицо старику — улыбается, а сам мертвый. Соскочил я с печки и кричу:

— Помер у вас дедушка-то!

Выглянула из-за перегородки Смехунья, улыбнулась и спросила:

— Что мало спал?

— Умер у вас дедушка-то! — повторил я.

— Ну так что за беда! Он помер, а ты спал бы себе…

— Рядом с мертвым-то?

— А что за беда?..

— Разве вам его не жалко?

— А что его жалеть-то? Пока жаль, было ему весело, а теперь уснул и помер и ничего не чувствует. Все умрем, а до смерти надо веселиться и радоваться, что живешь на свете…

День клонился к вечеру. На улице было очень шумно: ребятишки звонко кричали, играя в лапту. Около избы сидели парни с девушками и играли в разные игры. Чуть не под каждой избой бренчала балалайка. Пастух гнал стадо, и коровы с овцами сами бежали домой. По дороге золотилась поднятая стадом пыль, всюду слышалось мычанье и блеянье… Бабы, засучив рукава и подоткнув подолы юбок, бежали доить коров.

Пришел Улыба и спросил:

— Ну, как спал-почивал?

— Хорошо… А теперь пора в путь-дорогу!.. — сказал я.

— Если хочешь, я тебя довезу до Сахарных гор… Сейчас поеду за сахаром…

— А по пути ли это мне будет?

— По пути. От Сахарных гор идет прямая дорога к Розовому Озеру…

Я страшно обрадовался и начал собираться в дорогу. Смехунья дала мне лыковый коробок и насовала в него всякой всячины: и хлеба, и меду, и кувшинчик молока.

— Не поминай лихом! — сказала она и вышла провожать на крылечко.

Около крыльца стояла маленькая белая лошадка, запряженная в телегу. Улыба подложил под себя кафтан и взял в руки вожжи.

— Ну, садись, старичок!

Я залез в телегу, и лошадка весело побежала вдоль улицы…

Мелюзга, толпившаяся на улице, махала нам шапками, платками и лентами, а ребятишки цеплялись за задки телеги.

— Куда, Улыба? — спрашивали мужики.

— За сахаром! — кричал он, подергивая вожжами.

— Ну дай Бог!

Скоро телега выкатилась за околицу, простучала колесами по мосту через реку Радостную и начала медленно подниматься в гору.

В реке с веселым гамом купались ребятишки; завидя нас, они начали хвастаться ловкостью и показывать в воде разные фокусы: кто делал «березку», выставляя из воды свои ноги, кто нырял, как утка, с разбега кидаясь в речку вниз головой.

— Дяденька Улыба! Привези нам заливных орехов! — кричали девочки.

— Ладно! Привезу!..