К часу дня, когда торговля на ярмарке была в самом разгаре, люди, прибывшие из Сен-Прива, то есть из моей родной деревни, сообщили, что Зверь бродит где-то рядом. Я опрометью бросился домой, не чуя под собой ног от страха за родных. По дороге меня словно громом поразило ужасное известие: погибла Маргарита Мартен. Маргарите Мартен было двадцать лет, это была красивая, сильная, добрая и приятная девушка из нашей деревни. Хотя она и была старше меня, мы с ней подружились и проводили вместе немало приятных минут. И вот на середине пути от Мальзие к Сен-Прива пастух, гнавший стадо коз, крикнул мне:
«Теперь на его счету и бедняжка Маргарита!»
- Как? Что?
- Да, ее загрыз проклятый Зверь!- прокричал пастух и зашагал прочь. Он был уже далеко, а я все стоял и не мог поверить в то, что моей подруги больше нет.
Почти у первых домов деревни, на последнем повороте дороги, я и нашел Маргариту, лежавшую в луже крови. Настоятель монастыря, расположенного рядом с деревней, у которого Маргарита иногда прибирала, уже выслушал предсмертную исповедь умирающей, причастил ее и отпустил грехи. Мною овладела невиданная слепая ярость, от которой я затрясся словно в лихорадке. В толпе, собравшейся у тела Маргариты, говорили, что Зверь направился к Жюлианжу. Я устремился вслед за убийцей. Около Амуретт, небольшой деревушки прихода Жюлианж, я заметил скопление взволнованных людей. Я, конечно же, подбежал и увидел двух смертельно-бледных детей, мальчика и девочку лет одиннадцати, которых чуть было не растерзал Зверь, но ему помешали проходившие мимо пастухи со стадом. Я двинулся дальше и еще издали услышал доносившиеся со стороны деревни Мазе пронзительные крики. Как оказалось, примерно за четверть часа до моего прихода в лесу, принадлежащем господину де Лабарту, была убита девочка, тринадцатилетняя Мари Валес, гнавшая на выпас овец вместе с братишкой. Да ведь это настоящая бойня! Два трупа за какие-то два часа, на расстоянии в пол-лье друг от друга!
Теперь я уже не один шел по следу Зверя, ибо многие крестьяне присоединились ко мне. Собаки звонко лают и уверенно ведут нас к деревне Лорсьер. Я не замечал того, что мои руки все еще в крови несчастной Маргариты, которую я обнял прежде, чем она испустила дух. Меня всего трясет от бешенства, и я иду как в бреду, почти ничего не соображая и не чувствуя.
После деревни Шабонтий толпа преследователей стала постепенно редеть, а потом и вовсе рассеялась, так как собаки потеряли след и принялись метаться из стороны в сторону. Я увидел красивую юную пастушку, сторожившую стадо овец. Я предупредил ее об опасности и стал расспрашивать, не заметила ли она чего подозрительного. Уже начало темнеть. Я начал задавать вопросы, пастушка пошла мне навстречу, чтобы ответить. Вдруг откуда ни возьмись из зарослей слева от меня выскочило это чертово чудище. Я, выставив вперед алебарду, встал между Зверем и пастушкой, а та, дурочка, прижалась ко мне, да еще и уцепилась за руку, громко взывая о помощи... Я был не в состоянии двигаться, настолько стесняла мои движения бедная перепуганная девчонка, а Зверь так и вертелся вокруг нас.
- Да отпусти же мою руку, дура!- рявкнул я, но несчастная словно обезумела, она ничего не слышала, только подвывала от страха. Я сильно толкнул ее, и она упала. Как оказалось, промедли я хоть секунду, и было бы поздно, ибо Зверь уже поднялся на задние лапы и собирался прыгнуть. И в этот момент я нанес ему удар алебардой. В ту же минуту я услышал крики людей, что спешили нам на помощь из Марсийяка.
Зверь, припадая на одну лапу, пустился наутек, но на земле не было видно следов крови. Я словно в тумане посмотрел на лезвие ножа, прикрепленного к алебарде, и увидел, что оно абсолютно чистое. Значит, я не пропорол толстую шкуру Зверя...
С девушкой из Лорсьера, чью жизнь я спас, мне суждено было встретиться впоследствии. В тот вечер она, однако, была настолько потрясена, что даже не поблагодарила меня. Можно было даже подумать, что она на меня злилась за то, что я ее так сильно толкнул. Я хорошо
ее рассмотрел: высокая, стройная брюнетка, с густыми длинными волосами, разумеется, ужасно растрепанная в тот момент, и такая голубоглазая, что ее глаза можно было сравнить с весенним небом.
Возвращаясь через Жюлианж, я узнал, что в деревню прибыл лакей господина д'Энневаля, чтобы отравить труп Мари Валес. Похоронили бедняжку лишь 29 числа.
Вернувшись в Сен-Прива, я не пошел домой, а отправился туда, где лежало тело Маргариты Мартен. У нее была очень глубокая, хотя и небольшая рана в верхней части груди. Там образовался сгусток крови. Кто-то обмыл ей плечи и шею, и я тотчас же подумал, что господин д'Энневаль придет в ярость, ибо он требовал, чтобы никто не прикасался к телам жертв. Ну и пусть... Ну да мнето какая разница... Я прижался щекой к этой едва остывшей груди и заплакал. Мне казалось, что вот-вот Маргарита оживет и вновь запоет грустную народную песенку-жалобу, как не раз бывало, когда мы сиживали с ней у огня и моя голова покоилась у нее на груди.