Если забраться в горы выше Дарна, то окажешься на трибуне естественного цирка, на арене которого Зверь так часто и так долго вел свою кровавую игру, разрывая на части детские тела. В самой глубине, внизу, чернел мрачный лес Теназер, сзади вырисовывалась голая, угрюмая вершина Монмуше. Чуть ближе, почти соприкасаясь между собой, лепились домишки Бессе, Нозероля, Озенка, а ниже на склонах гор виднелись проплешины осыпей и оползней. Прямо перед тобой лежал Овер, расположенный на бугре, своими очертаниями напоминавший лемех плуга. Чуть дальше Ч небольшая впадина, как раз между Овером и Муше, именно через нее можно было пройти на другую сторону горной цепи, в Овернь. Внизу, прямо у наших ног, лежал Бессер, куда мы с отцом и добрались до полудня. Деревушка словно вымерла. Дорога, огороженная с двух сторон длинными гранитными плитами, вбитыми в землю, превратилась в канаву, заполненную полурастаявшим снегом. В Бессере были два места, куда чаще всего приходили жители: два источника, из которых брали воду. Один находился чуть выше церкви, другой Ч чуть ниже. Отец направился к нижнему источнику и уселся на большом валуне, обратившись лицом к Дарну, отделенному от Бессера узким, но глубоким ущельем. Мимо нас прошла какая-то старуха с охапкой базилика, маленькая, сгорбленная, в заношенном, линялом платье, из-под рваного подола которого сверкали худые лодыжки. Она ушла, а запах базилика еще долго ощущался в воздухе... «Вот все, что остается», Ч промолвил отец, но объяснить свою мысль не пожелал. В полдень на деревенской колокольне, как обычно, зазвонил колокол, звонил как-то робко, нехотя, будто бы ему было стыдно за то, что так часто по его вине раздавались звуки набата. Из-за ограды на паперть вышел какой-то мужчина. Я узнал его: то был Пьер Шатель. Мы обменялись приветствиями, а затем мой отец спросил :
- Твой отец сейчас в Дарне?
- Он был там сегодня утром.
- А Антуан?
Пьер неопределенно пожал плечами.
- Он что же, как всегда, в лесу Теназер ?- не отставал отец.
- Да мы его давно не видели...
Съев по куску хлеба и запив сей скудный обед водой из источника, мы отправились к Нозеролю и Оверу, а потом углубились в лес, который тянулся до самой Оверни. Отец явно что-то искал, скорее всего, какие-то следы. Он остановился около жалкой лачуги, кое-как сложенной из необработанных камней. Земля в этом месте была мягкая, жирная. На ней четко выделялись совсем свежие следы, оставленные мужчиной в сабо, а также многочисленные отпечатки лап то ли собаки, то ли волка. Следы виднелись повсюду: и на подтаявшем снегу на склоне горы выше хижины, и на слое глины, обнажившемся чуть ниже по склону. Сама хижина была пуста. В углу лежала охапка соломы и хвороста. Никаких остатков пищи, ни крошки.
Мы провели около часа в густой чаще, наблюдая за хижиной. Я спросил отца :
- Так это тут живет Антуан Шатель ?
Ответом мне было лишь молчание.
- Отец, вы пришли посмотреть, не живёт ли с ним тут Жюльена ?
- Жюльена сейчас в раю, у Господа Бога, сынок.
Отец перекрестился, и мы покинули это уединённое дикое место. Я все никак не мог угомониться и приставал к отцу с расспросами :
- Значит, вы хотели посмотреть, нет ли здесь Антуана Шателя ?
- Он был там вместе со своими собаками.
- Ну, это-то я и сам видел, ведь я отнюдь не слеп, но я никак не мог понять, чего хотел мой отец.
В месте, именуемом у нас «павильоном», есть скала, которую издавна называют Качающейся скалой. Мой отец отправился к ней один. Он ступал очень осторожно, практически крался к ней, словно боялся кого-то спугнуть. Он внимательно осмотрел основание скалы, крупные валуны, местность вокруг, но, очевидно, ничего не нашел. Мы вместе вернулись в Польяк через Озенк и Онте-От.
Следует сказать, что в Польяке рядом с церковью есть дикое, хаотичное нагромождение скал, и тот зубец, что обращен на восток, всегда удивлял меня своей формой, ибо он образует естественный выступ или навес, если вам угодно. Нельзя сказать, что эти скалы столь же велики, как те, что высятся у Серверет, но все же, если бы рухнула самая малая из них, она непременно разрушила бы дом. И вот мой отец рискнул залезть в пещеру, образованную нависшей скалой, и принялся осматривать мох и лишайники, покрывавшие как пол, так и потолок этого таинственного места, которое вполне могло служить логовом какому-нибудь хищнику. Нашел ли он то, что искал, я так и не понял.
Однако, когда по дороге домой мы проходили мимо места, именуемого Круа-дю-Фо (крест в Фо.- прим. пер.), он остановился, несколько раз перекрестился, опустился на колени и обнял гранитное основание огромного распятия.
- Вот так, обхватить поперек тела, если понадобится... Взять в охапку...- пробормотал он.
- Что взять в охапку ? Зачем ?
- Чтобы покончить с ним...