Зверь. Изменил мне — изменил меня

— Привет, — доносится мягким басом из трубки.

До мурашек просто! Ответил после первого гудка. Будто ждал.

— М-м… привет, — сдавив пальцами переносицу, закрываю глаза. — Не помешала?

— Нет, конечно. Как ты?

— Если честно, не очень, — выдыхаю.

— Что случилось? — в голосе брата неподдельное беспокойство.

— В том и дело, что ничего, — горький смешок рвётся из горла. — Я по-прежнему не помню, кто я. Может, ты расскажешь?

Долгое молчание в динамике напрягает. Неужели так сложно?

— Врач сказал, что воспоминания должны возвращаться сами. Постепенно, — говорит, а я слышу неуверенность в его голосе.

— М-да… — только и могу ответить.

— Завтра тебя выпишут, и поедем домой. Здесь точно что-нибудь вспомнишь.

— Завтра? — у меня глаза лезут на лоб. — Но я в больнице всего сутки.

Карим снова молчит. А я напрягаюсь больше прежнего. Как можно выписать человека, которому явно нужно лечение?

— Послушай, я тоже не в восторге от этой идеи, но доктор сказал, что так будет лучше.

Разговор с братом зашёл в тупик. Я просто отключаю звонок.

Слушать дежурные фразы не собираюсь. Я собираюсь найти врача. Пусть объяснит, какого чёрта он решил выпихнуть меня из больницы в таком состоянии.

Но есть проблема — мне тяжело ходить. Ноги болят и не слушаются. Видимо, тоже из-за падения с лестницы. Или нет? Чёрт возьми, я даже не знаю, могла ли я нормально ходить до того, как потеряла память!

Цепляясь за мебель и стену, кое-как выхожу из палаты. Коридор пуст. Ни медсестёр, ни врачей, ни пациентов. Никого.

— Эй! Кто-нибудь может мне помочь?! — кричу в надежде, что услышат.

Только лампы гудят. Это бесполезно.

Приходится ползти дальше. В палатах выключен свет, люди десятый сон видят, а я ищу сестринскую комнату. Пусть объяснят, как меня можно выписать в таком состоянии!

Нога подворачивается, и мой путь заканчивается падением. Грохот вышел хороший: я улетела вместе с громоздким стулом, за который пыталась держаться. Ещё и лбом приложилась о гранитную плитку.

Голова гудит, а в венах вместо крови чистая злость. И она вскипела.

— Что же вы так неосторожно? — девушка в белом халате помогает мне подняться. — Зачем вы вообще из палаты вышли?

— Я бы не вышла, если бы докричалась до кого-нибудь, — цежу зло.

— Знаете, мы тут тоже не чаи гоняем, — фыркает.

Серьёзно?! А у меня ощущение, что гоняют чаи. Без перерыва.

— Тогда хоть костыли можно выдать?! — срываюсь. — Или тросточку?!

— Не кричите! — медсестра тоже психует. — Во-первых, сейчас ночь — все спят. А во-вторых, у нас тут не коммерческая клиника — костыли с тростями ещё достать надо.

— Богадельня чёртова, — ругаюсь тише. — Хотя бы врач у вас есть?

— Врачи из отделения уже закончили работать. Есть дежурный доктор. Вам зачем?

— Хочу узнать, с каких-х… — едва не сматерившись, поджимаю губы. — На каком основании меня собираются выписать?

— Этого вам до завтра никто не скажет, — медсестра ведёт меня под локоть. — Ждите обход с утра.

Заводит меня в палату, помогает усесться на кровать. И тут я понимаю, что она сейчас испарится, а я останусь один на один с пустотой. А завтра меня вообще выпишут. Я поеду в дом, который не помню, с братом, которого не знаю…

— Стоять! — хватаю девушку в белом халате за руку. — Я хочу знать, что со мной! — крепче сжимаю пальцы, глядя ей в глаза. — Когда ко мне вернётся память? Почему мне трудно ходить? Где мои документы? — цежу вопросы сквозь зубы. — Я хочу увидеть мой паспорт. Принесите… — голос дрожит, дыхания не хватает.

Наверное, я сейчас выгляжу как сумасшедшая. Да и чувствую себя душевнобольной. Но как ещё может выглядеть и чувствовать себя человек без прошлого? А возможно, и без будущего.

— Подождите немного, — медсестра ловко освобождает конечность из моей хватки. — Я скоро вернусь.

Она уходит, а я остаюсь сидеть на кровати и сверлить взглядом темноту за окном. В стекле отражение худощавой девушки в больничной одежде, с всклокоченными волосами и бессилием в глазах. Это я. Надо как-то осознать данный факт.

Телефон звонит. Карим.

— Ты почему трубку бросила? — спрашивает строго.

— Хотела узнать здесь у кого-нибудь, почему меня завтра выписывают, — выдыхаю, едва сдерживая слёзы.

— Узнала?

— Нет, — всхлипываю.

Молчание в трубке какое-то растерянное. А я рыдаю от души.

— Послушай, сестрёнка, — он говорит мягко, — не надо плакать. Слышишь?

— Слы-шу… — не могу остановить истерику.

— Я завтра приеду и поговорю с врачом. Всё выясню, обещаю. Со мной ты будешь в безопасности… — замолкает на несколько мгновений. — Я тебя в обиду не дам.

Такие простые и такие нужные сейчас слова. Всхлипнув ещё раз, растираю слёзы по щекам.

— Поклянись, — шепчу.

Снова тишина на том конце связи. Долгая, мучительная.

— Я клянусь, что никому не позволю тебе навредить, — ровным твёрдым тоном, наконец, обещает брат.

И снова просто слова. Но ощущение, что он кровью под каждым из них расписался. Камень на душе становится чуть легче, а в теле появляется слабость.

— До завтра.

Нажимаю кнопку отбоя и ложусь на кровать. Больничные запахи забираются в ноздри — противно. Мне здесь совсем не нравится. Наверное, дома с братом мне будет спокойнее и лучше…