Киваю парнишке-охотнику возле меня. И любитель полуночной дефикации влетает. В открытую дверь «уголка уединения» с острой железкой в животе. Громко влетает. Поднял тревогу. Но дело не в этом — в селении, где-то впереди начинается истошный крик. Недолго. Но опытным воинам должно хватить.
По нашим прикидкам, здесь в усадьбе встал на постой десяток из «епископской кованой сотни». Один из трёх. Минус 4–8 караульщиков на пляжу и в лодейке, плюс «дружинные отроки и слуги». Человек 15–20. Гридни — в избе, прочие — по сараям.
– Хусдазад! Сени, окна. Командуй.
Парень с напарником кидаются к крыльцу. Дверь вдруг распахивается. На пороге — здоровенный бородач. В кольчуге, в чуть перекошенном, незастёгнутом шлеме с поднятой кепкиным козырьком личиной, с мечом в руке. Босой, в подштанниках.
«Поджигатели» едва успевают отскочить от маха широкой, чуть отсвечивающей полосы его меча. Вторым взмахом гридень сбивает в сторону брошенный ему в грудь дротик голяди и, вскрикнув, падает в сторону — почти одновременный дротик Сухана попадает в лицо чуть выше верхней губы.
«Козырёк» надо было на морду лица опускать. Не сориентировался в обстановке.
Один из «поджигателей», тоненько подвывая, отползает в сторону от шевелящегося ещё епископского гридня с торчащей из лица палкой. А Хусдазад вдруг вопит по дурному, подхватывает свою «макитру» и, головой вперёд, кидается в сени.
– Куда?! Твою мать! Сдурел?!
В избе, похоже, уже проснулись — в окошечках какой-то мерцающий отсвет. Кресалами стукают? Угольки раздувают?
Хусдазад вдруг вылетает назад на крыльцо. Как от пинка. Без «макитры». Поскользнувшись, падает на спину, выдёргивает у себя из «лифчика» «гранату», водит зажжённой зажигалкой по фитилю и лёжа на спине, через голову, кидает в сени.
– Охренел?! Оно ж так не разобьётся!
У него вспыхивает рукав кафтана, пытается сбить огонь. Шапки нет, тряпки нет — просто ладонью… Из избы раздаётся вопль. По окошкам, по тёмному проёму открытых в сенях дверей видно вдруг вставшее там пламя. Огонь стремительно пролетает змейкой по пролитой струйке из «макитры» по сеням, по крыльцу, у Хусдазада вспыхивает другой рукав.
Э-эх, мы тут недавно с Рыксой сиживали, пиво пили, за жизнь говорили, а теперь…
«Враг костром в избушке светит,
Будет чёрный как шашлык.
На крыльце гостей мы встретим
И насадим на свой штык».
Штыков у нас нет. А так — всё правильно.
Напарник Хусдазада отскакивает в сторону — сам весь «гранатами» увешан, как бы не полыхнуло. Двое мечников из моей команды быстро, не целясь, вгоняют по сулице в пылающий зев сеней, кидаются к герою-поджигателю. У угла избы под водостоком бочка с дождевой водой. Его — туда, руки по плечи, с головой.
Кажется, сулицы попали — в рёве пламени слышны крики вопящих епископских воинов. Огненная ловушка: избы у меня ставят крепкие, окошки маленькие. А ломиться в железных доспехах через горнило полыхающих сеней…
«Гридь жаренная». Или правильнее — запечённая?
Вот так и надо. Враг должен сдохнуть до того момента, как у него появится возможность нанести нам ущерб. Были мужички крепкие, опасные. «Кованые гридни». Теперь — мясо подгоревшее.
М-мать! Не все.
В амбаре вдруг распахивается воротина, и оттуда, вереща для страха врагам и храбрости себе, выскакивает десяток подростков. Размахивая топорами и короткими копьями. Подошедший к этому времени на двор Ольбег со стрелками, сбивает двоих. Остальные ломятся ко мне.
Ну, сейчас и я… согреюсь.
Фиг там. Слева Алу делает ложный финт палашом и накалывает ростовского отрока насквозь. Молодец, мальчик — выход клинка не назад, а в сторону, с проворотом в теле. Здесь «маклауд»… вряд ли.
Справа короткий мельк Ивашковой гурды. Удар у него… не ослабел. С маха сносит голову противнику. Вместе с плечом, рукой, выставленным вперёд срамосаксом. Э… скрамасаксом.
А прямо передо мной — спина Сухана. И два его опущенных топора. С них уже кровь капает. Чья-то.
Отроки кидаются назад. Где после краткого обмена ударами с моими голядями и мечниками, успокаиваются навечно.
У нас — двое легкораненных, один обожжённый и… И тут вспыхивает другой сарай — сеновал.
Одинокий парнишка-гранатомётчик, оставленный без присмотра, уныло бурча себе под нос что-то матерное, расковырял горлышко своей гранаты, полил из неё ворота сарая, запалил вынутый фитиль и ткнул им в мокренькое. А пустой кувшин аккуратно убрал в «лифчик». Хозяйственный парень.
Ага, принялось. Двое мечников подтаскивают и подпирают бревном горящие створки ворот сеновала. Дерево горит хорошо. Но медленно. Зато внутри вдруг жарко, стремительно вспыхивает сено. Пламя внутри сарая в три секунды встаёт выше стен, выносит крышу, ревёт, вспухая жарким горбом.
Изнутри — человеческие вопли. Такой силы, что уже… нечеловеческие.
Жаль — хорошее сено было. Теперь придётся из других мест сюда перетаскивать.
Глава 4 60
– Господине! Наши там дальше по улице бьются!