Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы (СИ)

Что, девочка, страшно? А худо ли это? Подумай-ка сама себе: одно дело — просто мужика в постели ублажать, другое — перед повелителем мёртвых — коленки раздвинуть. Трепета больше. В коленках, в сердце. В душе. А коль душа затрепетала, так и удовольствия больше. И получила, и дала.

После этой истории у меня прозвищ прибавилось. Колдун. Всеволжский колдун, Полуночный колдун, Колдун-Воевода. Ни мои игры с «деревянным золотом», с печным хрусталём, с железом… такой славы не дали. Проняла гильотина, «ворота смерти». Вновь заставила понять — во Всеволжске не так как давеча, тута — Иначе.

Для «премьеры» сошлось вместе многое. Главное — сырьё подходящее. Епископ Ростовский. Что епископ — само по себе. И что Федя — особенно. По всей Суждальщине меня люди славословили. Тайком. Вслух сказать боялися. Молитвы за меня — шепотком по всему краю. За избавление от напасти лютой. «Демон есть сей». А я демона — победил. Да казнил. Да — мёртвого! — в холопы себе, в службу принудил.

Вот даже как? Ишь ты, забавница. Победитель демонов — тоже внушает? Трепет душевный и к удовольствию стремление.

Казнь Феодора не была концом сыска. Много интересных вещей довелось узнать нам в ходе допросов. О разных людях в Суждальском княжестве. Многие темы нуждались в дальнейшей проработке. Однако пришлось оставить эти изыскания Ноготку: из Мурома просигналили — вышли лодии Изяслава Андреевича. К вечеру будут здесь.

Две «рязаночки», полсотни гридней. Суздальские княжеские гридни — бойцы славные. «Волчары». Порвут-раскидают запросто. Но… Вы будете смеяться, но мне уже не страшно. Просто по пониманию достигнутого уровня моих вооружённых сил. Стычка с ростовскими — это показала. Куча недостатков, ошибки… были. Их исправляют и будут исправлять.

Один на один — они многих моих мечников одолеют. У меня — молодёжь, опыта — чуть. В строю — тоже порубают многих. А вот в настоящем бое на моей земле… и воде… Когда «водомерки», например, начнут лупить на «раз-и» за полверсты, когда «Белая Ласточка» пролетит мимо, обходя как стоячих, осыпая стрелами лучников, когда стрелки Любима начнут с кручи заваливать пляж… с их «возвышением с понижением». Натренировались. А уж потом-то, после прореживания, рассыпания да отстреливания, можно и своих мечников пустить. По курсу — 3 на 1.

Собравшиеся у меня в балагане вояки, быстренько сообразили план «встречи незваных гостей».

Так это у них легко, быстро. Чувствуется, что они эти вещи уже не раз продумывали, обсуждали. Молодцы! Такое взаимопонимание — радует.

И приводит меня в бешенство:

– Чарджи! Ты же не Ольбег — «Всех вырежем!». Ты думать будешь?!

Салман с Любимом просто глаза вылупили. А Чарджи завёлся:

– Я тебе голова воинского приказа! Мои дела — воинские! Только! Мне думать об ином — по чину невместно! Моё дело войско построить да ворога побить! Ты у нас самый умный, самый храбрый. Самый… короче — колдун. Ты и думай.

Мда. Инал — прав: не по делу наезжаю. Эдак скоро на людей кидаться начну, неврастеником стану. Не убью, так по-надкусываю. Две недели застенков да вчерашние казни… Но это — не основание для глупости предводителя.

– Извини, Чарджи. Ты — прав, я — нет.

Оглядел соратников.

– Все поняли об чём спор?

Нет. До остальных не дошло. Смотрят тупо.

– Вы, такие славные да храбрые, с хорошим оружием, выучкой и взаимопомощью, на нашей земле можете полсотни суздальских гридней положить. Не в лёгкую, но можете. А делать этого нельзя. Только если крайний случай. Понятно?

Любим сразу загрустил, а Салман спросил ошарашенно:

– Э… сахиби. Почему? Режем враг — хорошо. Берём хабар — хорошо. Крайний случай? Кто такой? Сильный воин? Почему не знаю?

Пришлось, тщательно выбирая слова, объяснять.

– Потому что, разгромив отряд княжича, мы получаем войну. Со всем Залесьем. И это нам… совсем нельзя. Только в самом крайнем случае.

Гадская ситуация. Я не знаю, что Андрей приказал сыну. То, что «утекло» через служанок княгини в княжьем тереме в Муроме к моим связистам… ответа не даёт.