Читаем Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз полностью

Уже после боя я понял, что Башкорду подрубили ногу снизу, из перекрестья сваленных стволов засеки. Он упал на жену и накрыл её своим телом. Трое остававшихся с ним нукеров пытались вытащить супругов, и были зарублены. Потом мордва в восторге и ярости колола и рубила лежащего хана в спину. Потом его стащили с жены и рубили, кололи обоих. На телах - ни кусочка целого места. Два полностью окровавленных, истыканных, порубленных куска мяса.


"Они жили долго и счастливо. И умерли в один день" - обычной рефрен-окончание. Счастливой сказки. Это - про них.

Они жили вместе долго - семь лет. Это обычная продолжительность супружества в средневековье. "Быть верным до гробовой доски" в брачной клятве - вот на такой срок. Потом к одному из брачующихся часто приходит "гробовая доска".

Как мне рассказывали - они жили счастливо. Княгиня не только "самоволкой" сбежала к Башкорду в Степь, но и оставалась там. Хотя возможности вернуться у неё были. Хан выслушивал её советы, что отражено в летописи его несчастливым походом под Киев, совершенным по просьбе жены. Которую просил об этом походе её сын.

Здесь, видя её, унижаемую и мучимую злобными врагами, он кинулся к ней на помощь. Освободить! Даже ценой своей жизни.

Цену - заплатил. Освободил. От всего.

Они умерли в один день, в один час, в объятьях друг друга. Счастливая сказка со счастливым концом.

Мир их праху.


В тот момент у меня было более интересное занятие: мы вступали в бой.

Едва Башкорд взобрался к своей супруге, как вся масса кипчаков в восторге завопила. Интенсивнее зашевелилась, активнее полезла на засеку. "Ура! Мы побеждаем!".

Я глянул вдоль нашего обрыва. Там, среди красных стволов заснеженного леса, почти у края площадки, но невидимо снизу, с поля, стоял Любим. И жалобно посматривал - то на меня, то на побоище внизу перед нами.

И я кивнул ему.

***

Идея "засадного полка" - такая древняя! Но каждый раз - как новая. Для тех, кому "засаживают".

Про то, что засадный полк должен быть обязательно конным - у Исаака, сами знаете которого, не сказано. Закона - нет. А про пулемётные и артиллерийские засады - я слышал.

***

На Земляничном ручье был Любим. И была наша первая турма: три с половиной десятка мальчишек-лучников. Стрельцы. Мощные блочные луки, тяжёлый колчан на 30 стрел. У каждого. Тысяча. У всех.

Они выдвинулись цепью на край обрыва и, по негромкой команде Любима "врозь!", неторопливо начали метать стрелы. В спины степнякам правого крыла орды, в сплошную стенку людей и коней, копошившихся перед засекой в ручье.

Мои люди стояли в тени. В тени леса от света поднявшейся луны. Дистанция была приличная - до трёхсот шагов. Но стрелки сверху попадали хорошо. "Возвышение с понижением" - проходили. Они не доставали до центра линии боя, но им и задача так не ставилась.

Традиционно степняки не закрывают спины доспехами. Это считается трусостью. Да и не было у очень многих здесь броней. Более опытные воины, лучше вооружённые - лезли вперёд. Сзади оставалась неопытные, неудачливые. Бездоспешые. И много - молодых. Первогодки. Был бы опыт - сразу бы поняли, что их бьют в спину, но... Надо знать - куда смотреть, что ты можешь увидеть.

Это - опыт. Как вспомню своё столкновение с половцами под Черниговом... ох и глуп же я был! Бегущий полон за кипчакскую пехоту принял! Стыдобища!

Едва первые всадники на правом крыле орды стали падать из сёдел со стрелами в спинах, как я снова кивнул. В другую сторону. И даже рукой помахал. Указывая цель. И радостный, взволнованный Салман, кинулся к своим. Другая турма - тяжёлая копейная конница.

Два десятка здоровых парней на высоких конях. В закрытых шлемах, усиленных панцирях, с длинными копьями. На конях в боевых масках, закрытых попонами.

За ними, во втором ряду разворачиваются "отроки". И кони - поменьше, и брони - полегче, и копий - нет.

Салман осторожно вывел свой отряд по промоине к югу от меня, выстроил за изгибом сугробов и потихоньку повёл через поле к противоположному краю.

Все всё видят: небольшой, тёмный на снегу, плотно построенный в две шеренги отряд лёгкой рысью неторопливо пересекает поле. Не блестят, не кричат, не гонят галопом... Видят. Но не понимают. Внимание обращено вперёд, к засеке, к линии боя. А сзади... А что там может быть интересного? Мы же там уже ездили.

***

Маразм? - Безусловно. Четыре десятка всадников атакуют левый фланг орды. Да там же тысяча воинов!

Ага. Было. В начале.

Летопись сохранила обращение легкоконных берендеев (числом в полтысячи) к переяславской дружине (полсотни гридней): "Не ездите вы наперед, вы есте наш город, а мы пойдем наперед стрелци".

Полутысячный авангард и полусотенные основные силы... Непривычно. Хотя, если сравнивать гридня с танком, а торка с мотоциклистом... Кому в разведку идти?

Из тысячи, примерно, джигитов на левом фланге орды две трети уже спешились и перебрались на ту сторону ручья. Остались... трусы, лентяи, бестолочи, коноводы... Не бойцы.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Облачный полк
Облачный полк

Сегодня писать о войне – о той самой, Великой Отечественной, – сложно. Потому что много уже написано и рассказано, потому что сейчас уже почти не осталось тех, кто ее помнит. Писать для подростков сложно вдвойне. Современное молодое поколение, кажется, интересуют совсем другие вещи…Оказывается, нет! Именно подростки отдали этой книге первое место на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру». Именно у них эта пронзительная повесть нашла самый живой отклик. Сложная, неоднозначная, она порой выворачивает душу наизнанку, но и заставляет лучше почувствовать и понять то, что было.Перед глазами предстанут они: по пояс в грязи и снегу, партизаны конвоируют перепуганных полицаев, выменивают у немцев гранаты за знаменитую лендлизовскую тушенку, отчаянно хотят отогреться и наесться. Вот Димка, потерявший семью в первые дни войны, взявший в руки оружие и мечтающий открыть наконец счет убитым фрицам. Вот и дерзкий Саныч, заговоренный цыганкой от пули и фотокадра, болтун и боец от бога, боящийся всего трех вещей: предательства, топтуна из бабкиных сказок и строгой девушки Алевтины. А тут Ковалец, заботливо приглаживающий волосы франтовской расческой, но смелый и отчаянный воин. Или Шурик по кличке Щурый, мечтающий получить наконец свой первый пистолет…Двадцатый век закрыл свои двери, унеся с собой миллионы жизней, которые унесли миллионы войн. Но сквозь пороховой дым смотрят на нас и Саныч, и Ковалец, и Алька и многие другие. Кто они? Сложно сказать. Ясно одно: все они – облачный полк.«Облачный полк» – современная книга о войне и ее героях, книга о судьбах, о долге и, конечно, о мужестве жить. Книга, написанная в канонах отечественной юношеской прозы, но смело через эти каноны переступающая. Отсутствие «геройства», простота, недосказанность, обыденность ВОЙНЫ ставят эту книгу в один ряд с лучшими произведениями ХХ века.Помимо «Книгуру», «Облачный полк» был отмечен также премиями им. В. Крапивина и им. П. Бажова, вошел в лонг-лист премии им. И. П. Белкина и в шорт-лист премии им. Л. Толстого «Ясная Поляна».

Веркин Эдуард , Эдуард Николаевич Веркин

Проза для детей / Детская проза / Прочая старинная литература / Книги Для Детей / Древние книги
Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги