Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

— А! Ить-ять! Сукин сын! Вошкино отродье! Я ж ему сколько раз говорил — от меня не на шаг! Сбёг! Ужо я его! Плетями без жалости! Стоит гдесь-то, с молодками лясы точит, зубы скалит! Вернётся — все по-выкрошу! Шкуру лохмотьями спущу!

Слово за слово, выясняется, что дедушка — слуга одного из бояр Ропака, ходил на торг снеди прикупить, взял с собой молодого холопа, а тот сбежал.

Нет-нет! Что вы! Не совсем, не на волю — просто с девками поболтать. И не видать его. Деду теперь одному покупки наверх, в городок, где его господин стоит, не снести. А ждать, пока молодой парень вволю наболтается да о деле вспомнит — некогда.

* * *

Коллеги, вы бывали в пионэрах? С красным галстуком? «Пионер — всем пример» — не? — А-а-а! Происки коммустизма!!!

То есть — вас не учили? А мне с детства рассказывали, что бабушкам и дедушкам надо помогать. Ну, там, через дорогу перевести, место в автобусе уступить, сумка какая тяжёлая…

* * *

Вскидываю мешок с мукой на плечи:

— Ну, пошли, показывай дорогу.

— Ой… эта… стой! А сколь возьмёшь?

— А сколь не жалко.

И топаю себе вверх, к воротам крепости.

Дедок засуетился, подхватил торбы и за мной. Перемежая благодарности Господу нашему Иисусу с подозрительными вопросами в мой адрес. И общим трёпом о его высокой и важной должности в челяди боярина и неминучих наказаниях меня. Ежели я вдруг, сдуру, чего…

Он — бормочет, я — шагаю. Стража на воротах в городке — дедка в лицо знает, пропускает без вопросов.

Я уже говорил: в крепости любого русского городка в воротах стражники стоят. Не времена туризма: здесь оборонительное сооружение, а не памятник архитектуры — караульная служба обязательна.

Донёс до места, скинул в поварне, получил за работу хлеба краюху. Пшеничного! Дедок, от радости, что всё сложилось и обошлось, куну дал. Грамм серебра! Серьёзный заработок. Три десятка таких кусочков и можно овцу скрасть. В смысле — на виру хватит.

Главное — я могу походить по городку. Уже вечереет, но пока ворота не заперты. Можно, например, осмотреть городской храм — церковь Николая Угодника. Где, вернее всего, и произойдёт крестное целование. А нет ли тут каких-нибудь полуподвальных окон?

Помниться, я так в Смоленске к самой Евфросинии Полоцкой влез. Под платье. И «у нас всё получилось».

К Ростику…? — Не. В смысле — под платье. А вот послушать… Очень даже. И получить удовлетворение. От доступности. Информации, конечно. А не того, про что вы подумали.

Напротив церкви — посадников двор. Ворота нараспашку, слуги бегают. Воротники стоят. Внутри всё чистят и вытряхивают. Похоже, в этом дворе Ростик на постой и встанет. Вот бы мне туда… и своим слухопроводом прям в княжескую опочивальню.

Я же сказал — «слухопровод»! А не то, что вы, со своим извращённым воображением…! Он же — старенький и больной! Хотя, конечно… опочивальня… там и другие будут… молодые, здоровые и… разнополые.

Судя по состоянию здоровья Ростика, именно возле его постели, и будут проходить самые интересные разговоры…

Я присматривался к подходам к усадьбе, как вдруг чуть слышное шипение и пойманное краем глаза движение…

Уклониться я не успел. Мощный внезапный удар сбоку в голову сшиб на землю, вогнал лицом в снег. Над головой презрительно прозвучало:

— Шапку сымай. На церковном дворе стоишь. Смердятина плешивая

В голове звенело, сплюнул на снег — кровь. Зубы, вроде, целы. Щёку прикусил? — Нет, язык.

Шапка с косынкой улетели в сторону. Я стоял на коленях и смотрел на группу молодых, здоровых, прилично одетых мужчин. Они, видимо, только что вышли из церкви, и, пока я пытался сообразить о путях проникновения в усадьбу напротив, подошли сзади.

— Ну, чего вылупился? Благодари за науку, дурень стоеросовый.

Я утёрся, счищая снег с лица. Чувствуя, как растерянность от внезапного, неожидаемого удара, сменяется мгновенно вскипающим, неуправляемым бешенством.

— С-сука…

Я этого не сказал вслух. Но инстинктивная, после ошеломляющего, болезненного, совершенно неспровоцированного нападения, оценка собеседника вполне была прочитана по моим губам.

Тот ахнул. Зло сжал зубы. И снова махнул на меня кнутом. Снова целя мне в голову.

Тут-то уж не как давеча. Тут-то я видел его движение. Чётко поймал кнут на руку. И дёрнул.

Кнутобоец снова ахнул. И прилетел ко мне на грудь.

Мне осталось только развернуть его по-удобнее, обернуть его шею его же плетью и потянуть.

Приём известный, мы с Артемием отрабатывали до автоматизма. Кнут, кроме орудия наказания, ещё и боевое оружие.

* * *

Как это героично, технично и попандопулопипично!

Защищая свои честь и достоинство, жизнь и здоровье… отражая неспровоцированное нападение… в рамках необходимой самообороны… благородно и по-рыцарски «один на один»… хоть и безоружный, но я тут любого…!

Ты — кто? Армяк? — Смерд.

Дал сдачи «сыну боярскому»? — Смердятина сбрендившая.

Какое «один на один»?! О чём вы?! Поединок — занятие равных. Людей. А тут… взбесившийся таракан-переросток в серьмяге. А ну, дружно его тапками!

* * *