Читаем Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) полностью

Наместник крутит в руках сосудец, обозревает товары на полках, млеет от наблюдаемого «богачества», обнаруженного «в зоне досягаемости», и несёт «слово божье». В форме проповеди о греховности существования человеческого в мире тварном, о Страшном суде, где всё взыщется, о важности жизни добродетельной.

Твори добро. Не твориться? — Тогда дай. Тоже — «добро».


«Поделись улыбкою своей

И она к тебе не раз ещё вернётся».


Здесь под «улыбкой» понимаются различные мат. ценности. Под «не раз» — конкретно — сто. Под «вернётся» — посмертный кайф.

— Ты, купец, давно на исповеди был-то? Во-от… Нехорошо о душе своей не заботиться. Приходи завтрева в церкву. За отпущением-то. И, кстати. Пожертвуй-ка храму божьему сии безделицы, частицу от имения своего. И воздастся тебе на небесях сторицей!

* * *

Азбука. Подобные слова наполняют труды отцов церкви и проповеди её служителей. Изо дня в день, в тысячах храмов по всей Руси и за её пределами.

«Да не оскудеет рука дающего!». В смысле: «да не опустеет рука берущего».

«Песенка велосипедиста» — «дай-дай-дай» — столетиями на разные голоса, на разных языках разносится над всем христианским миром. И — дают. За-ради спасения небесного, в страхе божьем.


«С приятностью монах исповедал,

Охотно прегрешенья отпускал.

Епитимья его была легка,

Коль не скупилась грешника рука.

Ведь щедрые на церковь приношенья -

Знак, что замолены все прегрешенья,

И, покаянные дары приняв,

Поклялся б он, что грешник чист и прав».


Я тут вспоминаю Чосера, но на «Святой Руси» — также. Просто Нифонт Новгородский, описывая подобное, менее поэтичен и более зол.

Два обычных ограничения размера «приношения».

Жадность. Что есть, безусловно, смертный грех. Жадины пойдут прямиком в пекло. Но будут не гореть, а без конца драться в Круге Пятом с растратчиками:


«Им вечно так шагать, кончая схваткой;

Они восстанут из своих могил,

Те — сжав кулак, а эти — с плешью гладкой.

Кто недостойно тратил и копил…».


Странно мне. Я, по Данте, со своей плешью — должен быть транжирой. А по кулаку — скопидомом. И как же эти противоположности во мне сочетаются? Оптимально?! — Ваня, гордыню уйми, губу закатай.


Второе — нищета.


«О бедность, мать бесчисленных обид!

Тебе, морозом, голодом томимой,

Взывать о помощи мешает стыд.

Но так твои страданья нестерпимы…».


Попам — стыд не мешает. Не бедные? А иные люди готовы отдать и необходимое для жизни.


«Недаром мудрецы нам говорят,

Что смерть куда желанней нищей доли».


Но вымрут же! А с чего попы после жить будут? — Стадо надлежит стричь! Не доводя до падежа.

Следует напоминать, что и государство, и научно-технический прогресс могут функционировать только на основе стабильного прибавочного продукта. Все три сущности оказываются конкурентами в кормовой базе.

* * *

Здесь, вместо понятных жадности и нищеты, приёмы против которых за тысячелетие существования христианской церкви уже накатаны до автоматизма, типа: «как щенок, вокруг нее резвился», наместник епископа столкнулся с редкостью — с разделением функций владения и управления.

Так иногда бывает: тиун боярский не даёт чего-нибудь попу, поскольку майно господское, не его. Но купец-то всегда ведёт торг своим товаром! Даже если взято «на реализацию» — отчёт общей суммой по окончанию периода сделки. «Подношение», как и другие расходы на личные нужды — из общего объёма собственной прибыли.

Взял кредит на сто гривен, прикупил на них мехов, за полгода продал за двести, полтораста — отдал ростовщику, с остальных — сам ел-пил да и вклад богатый в храм пожертвовал.

У меня — не так.

Фактор — не купец, а приказчик. На «коротком поводке» — телеграф. Каждую неделю (гибель моих людей в Городце показала — частая связь необходима) гонит в центр полный отчёт: что почём продал, что почём купил. Это нужно для поддержания уровня запасов в факториях, для управления закупками — цены в соседних городках расходятся, иной раз, в разы.

Знать о локальных, сиюминутных «перекосах» рынков и не воспользоваться? Лодка с моим товаром идёт из пункта А в пункт В столько же, сколько и лодка любого купца. Но информация к моим людям приходит сегодня, а не «потом», как к остальным.

Конечно, смошенничать, обмануть — можно. Но на разовой сделке хороший куш, так чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило, не возьмёшь. А система — видна.

Попытки бывают. Только куда ты побежишь? По Оке? Во всех городках — мои сигнальщики, которые сообщают о пропавшем. Местные воеводы такой розыск ведут с удовольствием. Краденного, вернее всего, не найдут. Да и самого человечка… «убит при задержании».

В Суздальском княжестве — слабее. В части информирования. А вот в части сыска… Боголюбский спуску не даёт.

— Не сыскал злыдня? Службу не правишь? Так нахрена тебе шапка боярская?

Факторы ведут себя… корректно. Получают дольку от прибыли, преимущественно — безналом, и живут на всём готовеньком.

«Всё вокруг — казённое, всё вокруг — моё». Но — ограниченно.


Это фактор наместнику и втолковывает.

— Я — не я, корова — не моя. А — господина моего. Ежели господин велит, то с превеликим удовольствием. А коли нынче надобно — купи.

Перейти на страницу:

Похожие книги