Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ)

Да не просто — кивнул да забыл! Хотя Боголюбский — фиг чего забывает. А так, чтобы он каждый день-ночь свою господу чистил. И с головы, и с хвоста. Не «вообще» — это он и так не прекращает, а по моим, конкретно, заботам.

В очередной сигналке загоняю Лазарю в Боголюбово текст нашего с Живчиком соглашения. Чисто из глубокого уважения к князю Андрею и для сведения его. И в конце добавляю, типа — в шутку:

— А спроси-ка у светлого князя Суждальского: а не надобно ли ему денюжек? По образу и подобию «Окского страхового общества».

Ответ приходит через день:

— Приезжай. Поговорим.

М-мать! Напросился.

Сколько знаю Боголюбского, всякое общение с ним — душу вынимает. А нынче и вовсе — как серпом…

У меня дел… туева куча! От Казанки до Унжи, от Усть-Юга до Мурома… А тут ему — всё бросай, беги в Боголюбово! Поговорить. У нас что, телеграфа нет? Факеншит! Как Аким точно.

Это что — ближний свет?! Зима же! Это не на «Ласточке» в пару дней сбегать! Туда санями в две недели не уложишься! Вот, месяц лежи в возке на боку. Это — в лучшем случае. Просто поговорить! А у меня тут… в гору глянуть неколи!

И ведь что обидно: сам напросился. Можно ж было Николая… или того молодого паренька, что в Рязани… а теперь придётся самому. Когда Андрей зовёт… лучше сбегать. Дешевле встанет.

С другой стороны — Андрей прав. Накопилось дел, которые надо бы нос к носу перетереть. И не только по факториям.

Мои люди на Волге дошли до «граней селений русских». Это на Волге вёрст 20 ниже от Ярославля. По правому берегу. По левому — вёрст пять. Но это — по реке. Чуть в сторону отошёл — пусто.

Тут… болезненная тема дефиниций.

— «Русская земля» — это что?

— Место, где живёт «русский человек».

— Дом?

— Да.

— Двор, на котором дом стоит?

— Да.

— Группа дворов, обнесённых общей оградой?

— Селение. Да.

— Пахота?

— Да.

А вот дальше…

— Лужок ваш?

— Да. Мы на ём конюшину косим.

— Брехня. Видно, что нынче некошено.

— Летось косили!

— «Летось» — не нынче. Нынче — ничейный. А вон лесок. Ваш?

— Да! Наш! Мы в ём дровы рубим!

— Брехня. Все пеньки третьегогодишные. Ничейный.

«Русская земля» — территория, которую «русский человек» использует. Регулярно и интенсивно. А если ты раз в год через лес прогулялся, то разве он твой?

Я уже объяснял: на «Святой Руси» землю не ценят. Ценят места обжитые: веси, пажити, ловы, промыслы, бортни… А мне вся земля интересна. Каждый шаг.

Пусто? — Обживём-обустроим, чего-нибудь полезное сыщем. Будем жить-поживать, да добра наживать. А соседи пусть на себе волосы рвут — что ж раньше-то не углядели?

* * *

Геродот назвал халкидонян «слепцами», не разглядевшими стратегической ценности района Золотого Рога с его естественной гаванью, обилием рыбы (особенно тунца), плодородными почвами и богатыми лесами. Страбон и Тацит говорят, что когда мегарцы обратились к оракулу за советом по поводу местоположения будущей колонии, тот ответил: «Постройте город напротив слепых». Прибыв на место, Визант понял, что оракул имел в виду колонистов, основавших Халкидон на азиатском берегу Босфора, и повелел заложить город напротив них.

И вот — процветает. Византий-Константинополь-Царьград. Величайшая столица христианского мира!

Так у меня такой же оракул орёт над ухом непрерывно!

* * *

Егеря Фанга начинают в лесах «знамёна» ставить — деревьями с затёсами отмечают «грань русских селений». Местные, естественно, «выражают недоумение». В острозаточенной форме.

А то наоборот — и русское селение, и православное, а просят:

— Вы знамёна свои не здеся ставьте, не перед нами, а — за нами. Чтобы, стал быть, мы ваши были. У вас-то, сказывают, податей-то вовсе нету?

Закон надо блюсть. Сказано — «до», значит — «до». Но есть варианты.

— Не, православные. Нам неможно. Но ежели, к примеру, вы встали да пошли, скажем, на Ветлугу, то тута селения русского уже нету. Грань, стал быть, не тута, а вона тама, за тем леском. А вам, по закону нашему Всеволжскому — изба белая, печка трубная, окошки стеклянные, сапоги крепкие… и протчая и протчая. Но — там. Думайте.

Это происходит не в пустоте. У местных есть родня-друзья в соседних селениях, с которыми надо посоветоваться. Поля засеянные, которые так просто не бросишь. Власти. Которые привыкли с этого места подати получать… Сидеть ждать, пока мужички «репу почешут» да решение вычешут — у моих людей времени нет.

Возникают разнообразные… коллизии. Затрагивая мои интересы и принципы. Главный мой принцип — «по согласию». Я же — либераст, свободогей и фридомайзер!

Чисто например: заскакивают мои погранцы в селеньеце. Типа: овечку на мясо прикупить. Старшой команды с мужичками беседует — уточняет где у тех «грани» проходят. Другой персонаж — из выучеников Хотена, занимается разговорным жанром. Информируя туземцев о Всеволжском житье-бытье.

Тут — пыль столбом, вскакивает в селение небольшенький конный отряд. Предводитель которого от околицы начинает блажить:

— А ну вон с отседова! А ну пошли быстро!

— Да ты кто таков?

— Я — здешнего волостного начальника мечник! Сманиваете смердов наших! Осудю-порубаю!