Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

-- Ребята, что у вас тут за фигня приключилась?

Среди спасённых из воды ляхов все понимают прусский. В отличие от моих. А мои понимают польский.

Переводчик? - А ну-ка переведи-ка. Да не бабушку через дорогу, а речи пленных: что тут за гребля с... нет, не в рифму, а с дротиками и стрелами?

Из пленных один... дремучий совсем. Дебил доморощенный. Второй поживее. Из тех язычников, которые креститься с Кастусем не захотели. Получил кое-какое тряпьё, сапоги с убитого, чашку медную... и ушёл домой. А дом его - вон, вёрст десять, за холмами, что с реки видно.

Напротив городка начинается прусско-польская граница по Правобережью. На холмах - укрепление туземцев. Севернее - кульмы, восточнее - любавы. Выше по реке - ляхи, Мазовия.

В пограничье мира нет никогда, а нынче - вообще. Когда крестоносцы переправились на правый берег, кульмы объявили священный поход и побежали грабить обоз армии вторжения. Не получилось. Часть кульмов кинулась догонять Болеслава и участвовала в событиях у Старого Камня.

Одновременно отсюда, с Влоцлавека, двинулся польский отряд, который за теми холмами выжег селение пруссов.

Как толковал мне Властович в Берестье:

-- Атаковать малыми отрядами по всей границе, связать ополчения племён.

Атакнули. Теперь участник разгрома крестоносцев вернулся домой. А там пепелище. Собрал выживших и пошёл резать христиан. Ляхи бегут, селения горят. С последнего хутора жители сумели выскочить, пытались перебраться на плоту через реку. Пруссы за ними - добыча убегает. Тут русские. А разница? - Христиане, враги.

-- Вы победили, я хочу умереть, Перун ждёт меня в своих чертогах.

-- Не торопись, у него и так очередь на версту. Из тех, кто раньше тебя успел. Расскажи лучше, что хорошенького у князя Кестута.

Была у меня однажды, ещё в Пердуновке, беседа. С витингом, который кричал:

-- Витинг Фалет из рода Витавоев из народа Самбиев не боится ни костей, ни хвостов! Великий Криве-Кривайто будет молиться за меня под священным дубом! Мои родичи поднимут чаши за мою доблесть! Ты ничего не услышишь от меня! Ты ничего не можешь сделать со мной! Я не боюсь смерти, я не боюсь боли! Дайте мне меч, трусы, и я умру с честью! Ха!

Умер. Зарезал я его. Как барана. Какая может быть честь у придурка, который режет женщин и свежует детей?

Нынешний собеседник, кажется, не столь фанатичен.

-- Князь Кестут - великий воин! Он истребил ляхов! Он пленил короля, взял его войско и имущество! Христиане плавают в озере как дохлые рыбы!

-- Да? А я слышал, что Кестут крестился. С войском. Поэтому ты ушёл? Там нынче христиане-пруссы пляшут у костров, пьют пиво и употребляют задницы христиан-ляхов для своего удовольствия. Ты многое потерял.

-- Нет! Я не приму веру убийц! Они истребили мой род! Они убили моих детей! Христиане - дикие, злобные, кровожадные... звери!

-- Эт точно. Меня вообще Зверем Лютым зовут. Но с тобой разговариваю. Князь Кестут мой давний друг. Он тоже принял крещение. Христиане - разные. У тебя теперь нет иного пути, чем в дружину Кестута. Род твой погиб, а в одиночку... это не жизнь.

-- Я хочу умереть! Я приму смерть с радостью!

Да что ж их так клинит по некрофилии?!

Да, грань между бытием и небытием - тонка и повсеместно близка. Да, множество людей не понимают этого и живут так, будто собираются жить вечно. Утро-день-вечер-ночь, опустошить кормушку - наполнить брюхо, опорожнить брюхо - наполнить кормушку. Стремление прервать подобные последовательности отчасти даже радует, но чувство меры терять не надо.

-- Можно и так. Но лучше основать свой собственный род. Стать не последним, но первым. Началом. Чего-то хорошего, сильного.

Возможность не рассматривалась. Глаза - рублёвые. Дважды. И у прусса, и у поляка-переводчика.

Тут пришёл Вернер - носатый тюрингенец, одновременно толстый (в животе) и тощий (на лицо). В страхе и надежде высокой концентрации того и другого.

Начинает толковать, всё сильнее воодушевляясь, о единстве христиан всего мира, об Иисусе, принявшем смерть ради спасения всех людей от первородного греха, о неважности филоокве, о глупости Великой схизмы...

Смело. Видать, сильно допекло.

Потом перешёл на проповедь всеславянского братства, восторгается Объединителем - Болеславом I Храбрым, который и Киев взял.

И замолчал. Вспомнил, что на Руси по этому поводу другие оценки.

***

Галл Аноним: