Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

-- Да. Сильно. И никому его не отдам.

Мда... забавно жизнь сводит. Две женщины, обе мои бывшие любовницы. Одна своего ненавидит, не знает как сдыхаться. Другая ревнует, никого не подпускает.

Парадоксы брачного поведения хомнутых сапиенсом. Осложнённые династичностью и общественным мнением.

-- Ладно, маши своим, надо с Кастусем поздороваться.

Она внимательно оглядела берег, бойцов, Охрима с командой. Повернулась к реке и как-то странно помахала обеими руками.

-- Сложно у вас.

-- Бережёмся. Были... случаи.

Когда-то, при нашей первой встрече, Кастусь, тогда тощий, голый, очень белокожий, со связанными за спиной локтями, лежал животом на плахе, мычал сквозь чьи-то подштанники, елозил ногами и бился о бревно. Мокрое, залитое слезами, детское лицо. Поцарапанное. Тощее, непропорциональное, как часто у подростков, тело, спутанные за спиной, дёргающиеся руки, дрожащие губы, измученный, больной взгляд... Перед которым я крутил в пальцах ошейник раба.

Он упрашивал:

-- Его надо похоронить, сложить погребальный костёр... высокий... я буду петь погребальную песню...

Его - его отца. Тогда Кастусь отдал мне себя, своё тело и душу, за огненный ритуал погребения родителя.

Потом... он многого добился. Выжил. Вырос в молодого сильного мужчину. Великий Князь Пруссов... кто тогда мог подумать? Я - точно нет.

Смотрит... напряжённо. Опасается засады, измены. Ревнует до сих пор Елицу ко мне. И никуда не делось то детское воспоминание. О добровольном принятии моей власти. Как у меня навсегда осталось память о его тогдашней слабости. А у него - понимание такой моей памяти.

-- Здравствуй Кестут. Я рад тебя видеть. Обнимемся?

-- Д-да.

С вдохом, с почти всхлипом от сдерживаемого напряжения. Ну-ну, мальчик мой, не бойся, я не принесу тебе вреда. Вокруг свои да наши.

Я хотел бы посидеть втроём, поболтать, разузнать про их нынешние дела. Может, что-то подсказать, помочь. Но от селища летит дозорный:

-- Норвеги!

Сопровождающие Кестута схватились за мечи, мои, естественно тоже. И ни у кого нет в голове простейшего вопроса: откуда норвежцы в середине Польши?

-- Гданьские?

-- А? Ага. Они самые. Мать их...

Как я уже говорил, бойца надо учить всему. И говорить - тоже. Вот этому конкретно - не помогло. Как он под Минском про витьбабских вопил, так и нынче повторяет.

-- За упоминание матери не по делу понизить на один чин. Скажешь старшему, чтобы снял лычку. Иди.

Филология как основание для разжалования? - Ажоподелаешь?

-- Пойдём, с Сигурдом поздороваемся да дела наши обговорим.

Как найти слова для выражения той смеси радости и опасений, которые я вижу уже третий раз за последние полчаса? Все трое - Елица, Кастусь, Сигурд - рады. Рады друг другу. По памяти совместного похода сюда, на Балтику, по общению последних лет. И - напряжены. От чувства опасности, связанной со мной, от опасений... лопухнуться. Каждый про себя думает: я-то им рад, всей душой, а они? Люди меняются...

Герб Сигурда - маленький стоящий белый лис на красном поле, полярный песец в море крови. Герб похож на хозяина. Особенно маленького среди своих высокорослых соотечественников-норвежцев. По геральдике лис беспощаден при защите своего дома. Недавняя история в Гданьске тому подтверждение.

А ведь я и ему жизнь должен. Не раз.

На божьем поле в Мологе он мог просто скомандовать: руби его! А в истории убийства Любавы? Ему, умудрённому и увенчанному славой воину виниться перед сопливым юнцом? Тем более, что прямой вины его нет. Но он пришёл говорить. Чтобы у юнца не возникло подозрений.

Да и потом мог сотворить мне множество гадостей.

Не сделал. Не от какой-то особой любви ко мне. Не понял - понимать-то нечего было, но учуял, каким-то... упреждением по Анохину уловил, что враждовать не надо. И я дал место отсидеться, когда им с Самбориной пришлось бежать из Твери. И потом, едва он очухался, окреп на моей службе, едва ему стало тесно во Всеволжске - дал кораблики, товары.

Главное: показал путь к цели жизни, к собственному аллоду.

Цель пока не достигнута. Нынче он палатин Гданьска. При его жене Самборине, которая регент у своих единокровных малолетних братьях. Которые вот-вот уже не малолетние. А её сын от покойного Володши и единственный их общий сын - растут у меня во Всеволжске...

Ярл, палатин, консорт при регенте... Это не ругательства, а средневековые титулы.

-- Хочу представить вам мою давнюю знакомую, дочь покойного Великого Князя Киевского Ростислава Мстиславича, княгиню Вислецкую Елену.

Ё! Ап-ап.

Мда... Они, конечно, предполагали, что с Ванькой-лысым не соскучишься. Как-то обязательно вспзд... вот именно это слово. Но что коротко стриженный юноша в кафтане вестового, штанах, сапогах, шапке, со срамосаксом на поясе... недавняя Самая Великая Княжна Всея Руси... третья благородная дама Польши...

-- Нам всем есть о чём поговорить. Получить удовольствие душевного общения. Насладиться приязнью. Однако, начнём с дел. Скучных, но важных. Прошу всех в соляной склад. Там тараканов нет. И - помощники нам не нужны.