Зверь милосердия

После ленча Гонзалес сказал, что мои дела идут нормально и я могу быть свободен. Всю дорогу до дома я прошел пешком и, открыв дверь, крикнул: «Алиса!» Ответом мне было молчание, и я, ещё не заметив на столе записки, понял, что она ушла и больше я её никогда не увижу.

Я прочёл записку и направился в кухню. Слава Богу, она оставила мне немного виски, чтобы залить горе.

15. Джон Медли

Был воистину прекрасный день, возможно, лучший день в году. Температура опустилась до девяноста по Фаренгейту, и даже не пришлось включать кондиционер. Небо было безоблачно-голубым, дул теплый, легкий ветерок.

Послеобеденное время я провел, поливая газон. Я работал на воздухе, пока на стемнело. Потом приготовил себе ужин и с аппетитом поел. Когда позже я вышел во дворик, гости Армстронгов уже собрались. Машина рыжего Кахэна стояла у подъезда. В хвост за ней пристроились ещё два автомобиля. На мгновение я пожалел, что отклонил приглашение миссис Армстронг заглянуть ненадолго. Но я явно выпадал бы из компании. Все гости были молодыми людьми, даже миссис Армстронг молода душой.

Вернувшись в дом, я раскрыл книгу, которую начал читать ещё несколько дней назад. Я читал около получаса, когда послышался стук в дверь. Я никого не ждал, но предположил, что это, вероятно, кто-нибудь из соседей или рыжий Кахэн. Возможно, им понадобилось что-то из посуды, или они решили всё же уговорить меня присоединиться к ним на полчасика.

Однако, когда я открыл дверь, выяснилось, что я ошибся в своих предположениях. Стоявший передо мной человек был мексиканцем. Поначалу мне показалось, что я его не знаю, но когда я посмотрел на него внимательней, то увидел, что это Фрэнк Рамос, напарник Кахэна, полицейский детектив.

Интересно, в каком качестве он наносит мне визит?

— Добрый вечер, мистер Медли. Вы меня помните?

— Естественно, — сказал я, отступая на шаг в сторону. — Зайдете, мистер Рамос?

В ярком электрическом свете его лицо выглядело иначе, он чем-то напоминал несчастного Курта Стиффлера, стоявшего в этой комнате восемь дней назад. Нет, на нем не было печати той безысходности, отчаяния, которая легко читалась на лице Курта, но у мексиканца тоже было лицо несчастного человека. Кроме того, или мне просто показалось, он был не совсем трезв. Стоя посреди гостиной, он чуть заметно покачивался.

— Присядьте, — предложил я.

Поблагодарив, он сел в кресло, в котором восемь дней назад сидел Курт. Я спросил, чем могу быть полезен.

Он помолчал, прежде чем ответить, словно выбирая подходящие слова:

— Если у вас нет возражений, — сказал он, наконец, — я хотел бы просто побеседовать с вами. Не о полицейских делах. Буду откровенен — если вы расскажете о моем визите капитану Петтиджону, меня уволят из полиции. Мне запретили разговаривать с вами.

— Понятно, — сказал я, хотя ничего не понял. — Могу я спросить, как вы себя чувствуете, мистер Рамос? Вы чем-то расстроены?

Он улыбнулся, но улыбка была невеселой.

— Боюсь, вы правы. У меня был тяжелый день. Я убил человека. Меня ранили. Меня оставила жена.

— Вы говорите, вас ранили? — Меня поразили все три события, произошедшие с ним в течение одного дня, но я спросил именно об этом, поскольку ему следовало находиться в больнице, а не разгуливать по городу.

Он шевельнул правой рукой и сморщился от боли:

— Пуля угодила в предплечье, не задев, к счастью, кость. Это, пожалуй, наименьшая из моих неприятностей.

Я сказал:

— Рад, что рана несерьезная. И очень грустно слышать обо всем остальном. Вас ранил человек, которого вы убили?

— Нет, моя рана — просто несчастный случай. А человек, которого я убил… Боже, я даже не знаю, как его звали. Я убил его двенадцать часов назад, и мне до сих пор неизвестно его имя.

— Имя не имеет значения, — сказал я. — Но вы прервались на полуслове, сказали: «Человек, которого я убил…»

— …собирался застрелить меня, — договорил он. — Поэтому то, что я отправил его на тот свет, не должно было бы тревожить меня. Тем не менее это не дает мне покоя, хотя в меньшей степени, чем уход жены.

— Может быть, она поняла, что совершила ошибку, и вскоре вернется?

— Нет, — сказал он. — Если бы она просто ушла, такая вероятность была бы. Но она ушла с другим. Даже если она с ним расстанется, ко мне уже не вернется. Я хорошо знаю свою жену.

— Вы так сильно любили ее?

— Да, — сказал он, и этот простой ответ убедил меня в его искренности. — Потом он снова улыбнулся: — Но я пришел не для того, чтобы делиться своими горестями, мистер Медли. И не просить вас помочь мне, как вы помогли Курту. Я сумею пережить свои невзгоды. Что же касается Курта, вы были правы — он был не в состоянии с ними справиться.

Он знает или просто блефует?

— Вы действительно считаете, что его убил я?

— Да, — сказал он. — Я не жду, что вы признаетесь. И пришел не для того, чтобы заманить вас в ловушку. Даже если вы будете со мной откровенны, никто не помешает вам позднее отказаться от своих слов. Ваш дом не прослушивается.

— Прослушивается?