Читаем Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого полностью

И это все потому, что из англичанина работодателю требовалось выжать денег еще, а потому забить до смерти или искалечить парочку из каждой дюжины беглецов — дело обыкновенное и отнюдь не разорительное. Ведь своей земли у англичан, именуемых «свободными», все равно нет. То есть ни у кого из этих самых «свободных» нет ни кола и ни двора! Потому и жить-то им зачастую просто негде: жилье приходится снимать. А потому завтра эту парочку покойников заменят пятеро вновь и исключительно лишь по собственной инициативе нанявшихся на работу. Ведь другой формы заработка, кроме как найма к мироеду, у них вообще не имелось и в помине!

У нас же каждая живая душа — денег стоила. То есть тех самых денег, которые барину, к которому она была приписана, требовалось ежегодно сдавать государству. А потому эта самая «острастка» грозила полным и мгновенным разорением самодура. Крестьяне такого не поймут и поступят в данном случае двояко: либо единовременно разбегутся, почуяв пришествие на их головы супостата, что оставит этого нелюдя даже не просто без гроша за душой, но в больших долгах у государства, либо самого его кончат. А затем явятся на следующий же день в полицию — ведь лучше еще здесь на каторге пострадать, чем затем за смертоубийство вечность маяться. Потому и полиции у нас требовалось, несмотря на огромнейшие наши территории, в пять раз меньше, чем в той же Англии.

Но был и третий вариант протеста:

«В 1735 году, после двухлетних неурожаев, обеднел везде народ, и повсюду умножились разбойничьи шайки…» [51, с. 910].

Воевать с ними было достаточно опасно. Потому приставленный для войны с ними полковник Редкий полностью бездействовал, лишь беря взятки с тех лиц, с кого можно было их взять. А потому:

«…разбойники в следующем 1738 году самым безобразным способом давали о себе знать на Волге и на Оке: они грабили плававших по этим рекам торговцев, нападали на помещичьи усадьбы и мучили жестокими истязаниями владельцев и их дворовых, не давали также спуска казенным таможням и кабакам, убивали целовальников и голов и забирали казенные сборы. Они как будто не сознавали большого греха в своих поступках, жертвовали церкви материи, награбленные у купцов, покупали колокола и нанимали священников служить панихиды по умерщвленным на разбоях» [51, с. 910].

То есть когда ввиду тяжелейшего в ту пору налогового бремени обыкновенный отказ русского человека от не приносящих необходимого дохода работ успеха не приносил, тогда он брался за оружие и громил прежде всего государственные учреждения, терзавшие его непосильными налогами. Не менее спокойно и рассудительно он изводил и усаженного ему на шею барина, убийство которого теперь даже за грех не считал. Так что когда терпенью приходил конец, тогда приходил конец и терзающим народ нововведениям, которые либо полностью игнорировались, либо просто-напросто физически истреблялись все те лица, которые пытались отстаивать право государства на обирание русского человека до нитки. Тут все становилось на свои места: страшен русский бунт!

Однако ж и в армии, где указами царствующих особ, следуя модам заграницы, производились попытки введения физического наказания солдат, русский человек применил вновь столь свойственную ему форму протеста: стал самовольно покидать ряды таких странных воинских формирований. И это понятно: русский человек по природе своей не жандарм и не каратель. Ведь подобного рода части, состоящие именно из добровольно поступивших на службу к царю-антихристу лиц, могли существовать в качестве карательного органа лишь в долгие годы все ведущейся им нескончаемой войны.

Но его гвардия, что и естественно, к моменту смерти зачинателя «славных дел» уже выслужилась из рядовых и осела в верхах созданного Петром общества. А для набора подобного же нового войска не хватало самого главного — Петра. Набираемый же исключительно по призыву, то есть в приказном порядке, а не как вольнонаемный, русский человек жандармских функций выполнять совершенно не желал. И заставить его убивать себе подобных не мог никто. Попробовали заставить его работать палачом насильно — ввели палочную дисциплину. Но вот что из этого только вышло:

«…сухопутное войско не состояло в своем надлежащем комплекте, постоянно в бегах считалось тысяч до двадцати и более» [51, с. 910].

То есть треть изобретенного для истребления собственного народа воинства, предназначавшегося для ведения войны с массово разошедшимися по лесам крестьянами, постоянно находилась в бегах. Что и не позволяло воплотиться всем планам по обузданию этого столь непокорного народа.

Но вот интересный момент. Советская историография с поразительным восторгом сообщает о декабристах, которые в ту пору русского человека так страстно желали осчастливить: от чего-то там такого особенного освободить. Вот теперь и посмотрим — от чего.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже