Зверь поневоле

Пары танцевали, бойко отплясывая возле пламени, которое совсем недавно служило приготовлению пищи. Она залюбовалась видом, как распущенные пряди одной из девиц взметнулись в воздух, когда юноша прытко повел её в сторону, волосы колыхнулись и опали за спину, доходя аж до поясницы. Шелли завистливо вздохнула, свою копну пришлось обрезать по лопатки, уж больно в лесу мешалась, не выручала даже плетеная коса, длина её частенько за ветви цеплялась. Батюшка тогда не знал за что хвататься: за хворостину иль сердце. Благо, покричал, покричал и угомонился, но обижался еще с добрую неделю.

Взгляд метнулся от плясунов, побежал и застыл на знакомых лицах. Ричи оживленно вел беседу, Мира смеялась в ответ.

Шелли улыбнулась, гоня странное чувство, давящее грудь, и приблизилась к ним, сбившись в половине шага, когда почти достигла конца пути, рука Ричи взметнулась – он протянул ладонь к щеке Миры, оправляя выбившуюся из тугой прически прядь. Лицо его склонилось ближе к её, кажется, он что-то говорил. За звуками музыки даже Шелли со своим чутким слухом не смогла разобрать сказанного. Мира отстранилась слишком резко, отбила его ладонь, обыкновенно нежные черты исказились.

Подруга обернулась, заметив Шелли, расплылась в широкой притворной улыбке.

– Вам следует станцевать в такой дивный вечер, – защебетала Мира, цепко ухватив её за запястье, подвела к Ричи.

Он закатил глаза.

Червь сомнения вгрызся в сердце. Шелли ощущала его нутром, как ядовитый плющ, опоясывающий ребра иль укус крапивы болезный. Оно зудело под кожей, выедало дух веселья.

Она моргнула. Выражение лица Ричи смягчилось.

– Позволишь?

Шелли с опозданием приняла приглашение, теплые ладони легли на талию, и он уверенно повел её в центр танцующих пар.

Что говорить? Может, примерещилось ей чего. Набрасываться на жениха с руганью – последнее дело.

– Ты вновь оскорбил Миру? – осторожно поинтересовалась она, спрятав глаза под сенью густых ресниц.

Ричи подпрыгнул, следуя ритму музыки, юбки взметнулись, когда Шелли повторила за ним знакомое с детства движение. Давление чужих рук исчезло, она крутанулась волчком, шагнула навстречу, вновь возвращаясь в объятия.

– Брось, всего лишь шутка, она должна различать грань, – говор его сквозил мнимым спокойствием.

Злость расползлась паучьей сетью. Не успел воротиться, как взялся за старое! Не то что у него с Мирой плохие отношения, однако частенько дружеские перепалки переходили в едкие замечания с его стороны. Подруга обыкновенно спускала глупые выкрутасы.

– Как не стыдно, – прошипела Шелли, с чувством опуская на носок его ботинка низкий каблук туфли.

Ричи сморщился, оставалось надеяться, что от боли, и резко крутанул её вокруг оси. Кабы не врожденная ловкость, пришлось бы изваляться в пыли. Она восстановила равновесие и буквально в следующее мгновенье оказалась прижата к мужской твердой груди.

– Ты все так же воспитана и вежлива, само изящество. Ведь именно так поступают завидные невесты: калечат женихов?

Сказала бы она ему, что могла сделать, если бы действительно хотела покалечить, но смолчала, потому что упоминать подсказанное в свое время Альмой средство – совсем уж верх неприличия.

– А сам? Уже воин, а ведешь себя, как юнец с навозом вместо мозгов.

Взгляд мужской заострился, она кожей ощутила потрескивающую в воздухе враждебность. Радость от встречи сменилась горькой обидой за подругу. И кто придумал, что прохождение испытания делает мальчишку взрослым? По ней, куда большее значение несли обыденные поступки.

– Уймись. Что простят мне, за то тебя осудят, – фыркнул он, скользнув вместе с ней меж других пар. Ричи склонился, и горячее дыхание опалило ухо, отчего-то Шелли захотелось тотчас его оттолкнуть. – У меня ощущение, что ты ревнуешь, моя дорогая.

Её передернуло. Ревнует? Она-то? Рот открывался и закрывался, но с губ не сорвалось ни звука.

Ладонь на талии опустилась на ягодицу, и Шелли, точно очнувшись, повторно примостила каблук, метя в то же место. Как жаль, что у него хватило сноровки вовремя отскочить.

– Ты что себе позволяешь? – процедила она сквозь зубы.

Ричи пожал плечами и закружился вокруг неё, следуя музыке.

– Ничего такого, чего не может себе позволить суженый после долгой разлуки.

– Идиот!

– Что ж, позволь заметить: этот идиот – твой жених.

Стихли барабаны, сменился ритм. Ричи отступил, чуть склонив голову, извещая о конце танца. Шелли кланяться не стала, вздернув подбородок, фыркнула. Спор не имел смысла, по меркам селян он прав. И пусть у них не возникло друг к другу великой любви, как в сказаниях местных старушек, будущее предопределено и неизменно, пусть её суженый и редкостный осел.