Однако он сумел спастись, он скрылся, он исчез — до тех пор, пока снова не пришла весть об очередном убийстве, за полсотни миль от места злополучной облавы. Отныне он убивал не раз-два в неделю, а чуть ли не каждый день. Правда, ужасная слава волка теперь начала привлекать знаменитых охотников. Они стекались отовсюду: не только из Лангедока, но и из Прованса, Виварака, Коммата, Дофинэ… даже с той стороны Альп, а альпийские охотники, как известно, считаются лучшими в мире (во всяком случае, сами они уж точно так считают).
Они бросили вызов
Террор не убывал. Со времени неудачной облавы адский волк унес жизни еще как минимум ста двадцати человек.
Уже никто из жеводанских крестьян не решался заходить в лес, да и фермы понемногу пустели. Все, кто мог, перебирались в город: огромная долина Роны, пятьдесят на сто миль, буквально обезлюдела. Но когда земля не возделывается и овцы не выходят на пастбища, в край является голод…
И снова добрый старый епископ Менда отправился в Париж, чтобы встретиться с королем.
Король уже знал, какое несчастье постигло его подданных. Теперь он был более расположен выслушать подробный рассказ о нем.
Людовик XV жил в век романтики и сам был романтичен. Его нелегко было побудить к действию — и столь же трудно остановить, если он уже взялся за что-то. Повествование о бедствиях Жеводана показалось королю одновременно печальным и героическим, напоминающим древние битвы с великанами или драконами.
— Нет сомнений, — сказал он епископу, — что это страшное бедствие навлек на народ какой-то великий грех. Ведь на совести народа часто оказываются подобные грехи: святотатство, к примеру… или недостаточная верность короне… Пусть только в мыслях, а не в поступках, но пред лицом Всевышнего это тоже измена, еще более отвратительная. Поэтому мы назначим особый день покаяния за этот грех и закажем высокую мессу, а также молитвы во всех церквях, и все это во избавление двуногого скота из-под власти дьявола. Когда именно? Давайте подумаем… Скажем, на двадцать первое июня.
Епископ поклонился, украдкой вздохнув.
— Затем, — произнес король, воодушевляясь все больше, — мы организуем самую великую охоту, которую когда-либо знала Франция. Это тоже будет проделано во избавление от демона, исчадия ада. Честь ее проведения мы поручим нашему любимому маркизу Энневалю, самому славному из всех наших дворян, которым доводилось охотиться на волков. Тому, кто истребил черных волков Бретани и взял верх над дымчатым волком из Суассона, когда все остальные потерпели неудачу. Тысяча волков пали пред его доблестью и его собаками[53]. Он, несомненно, достигнет успеха.
На сей раз епископ поклонился без вздоха.
— Каждый землевладелец на сотню лье окрест должен будет присоединиться к маркизу, взяв с собой всех своих охотников и собак, — продолжал король с неубывающим воодушевлением. — Каждый крестьянин на двадцать миль окрест должен будет сделать то же самое, с тем оружием и собаками, которые у него имеются. Более того: мы отправим в Жеводан регулярную армию, чтобы создать должную дисциплину и обеспечить маркизу стойкую поддержку. А учитывая, что кроме возвышенных мотивов людьми движут и приземленные, мы удвоим наградной фонд. Сколько он составляет на сей день — пятнадцать тысяч ливров, вы говорите? Нашим королевским словом мы превращаем их в тридцать тысяч ливров, которые будут разделены, в зависимости от заслуг, между теми, кто окажется причастен к истреблению Зверя.
И король подписал соответствующий рескрипт, результатом которого стала самая крупномасштабная охота, когда-либо устраивавшаяся на одного зверя.
И вот мессу отслужили, молитвы прочитали. Настал день Великой охоты. В августе 1765 года собрались все они, верные королевскому приказу: аристократы и крестьяне, егеря и браконьеры. Собрались не в одном лагере, но в полудюжине заранее назначенных мест, перекрывающих устье Роны в его среднем течении, от Авиньона до Сент-Этьена, от Изера до Гарда: квадрат со сторонами по сто миль каждая, поскольку все это были угодья