Зверь в тени

Мама убедила нас, что чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы отправиться на следующее утро в церковь. Отпевание Морин должно было состояться сразу после службы, но его отложили из уважения к семье Бренды и ради ее поисков.

По дороге к церкви Святого Патрика мы все хранили молчание. Парной утренний воздух затуманивал окна машины. По приезде на место я не смогла найти универсал Тафтов на забитой автомобилями парковке. У меня даже сложилось впечатление, что весь Пэнтаун решил собраться на богослужении, не считая нескольких приезжих и репортеров, досаждавших вопросами. Отец оставил нас под деревом, сказал подождать его там, а сам пошел переговорить со знакомым журналистом. Было жарко. Я страдала. И впервые озадачилась вопросом: почему мы не могли зайти в церковь без отца; там было по меньшей мере на десять градусов прохладней.

В последнее время я позволяла себе усомниться во многих вещах.

В какой-то момент я заметила Клода с родителями, пересекавшими лужайку, и яростно замахала рукой. Клод оглянулся. Я могла поклясться, что он меня увидел.

– Мама, я пойду поздороваюсь с Клодом.

Мать кивнула: ее подбородок показался мне прозрачным в колыхавшейся тени.

Я побежала к Зиглерам:

– Клод!

Он не обернулся. Но он должен был услышать мой окрик. Его родители – и мать, и отец – повернулись и заулыбались мне.

– Клод, я могу с тобой поговорить? – спросила я, поравнявшись с ними. – Наедине?

– Мы подождем тебя внутри, – потрепал его по плечу отец.

Клоду явно было не по себе в рубашке, застегнутой на все пуговицы, и галстуке. Но не только из-за жары.

– Ты слышал о Бренде? – выпалила я, едва его родители отошли.

Парень кивнул.

– Клод, почему ты на меня не глядишь?

Он обернулся, свирепо зыркнул на меня, но тут же потупил свой взгляд; по его шее разлилась краснота.

– Я хотел тебе сказать кое-что вчера, на работе. Но теперь мне сдается, что ты не захочешь это слушать.

Я почувствовала, как наморщился в недоумении лоб.

– О чем это ты?

– Эд с Антом подловили меня возле кулинарии после твоего ухода. Ант показал мне твое фото. – Клод снова вскинул глаза; мольбу в них быстро сменил гнев: – Ты могла бы сказать мне, что вы с ним встречаетесь.

Моя рука потянулась ко рту; глаза устремились к кресту. Да, быть может, мне не очень нравилось ходить в церковь, но я была уроженкой Пэнтауна. Меня воспитывали в страхе перед Богом. И нам не следовало обсуждать такие вещи на святой земле.

– Я не встречаюсь… Мы с ним не пара. Это был глупый поступок. – Мой стыд выместила злоба на Анта. Плохо было то, что вместо него передо мной стоял Клод. – И какое тебе вообще до этого дело?

Челюсть у парня отвисла, как будто я залепила ему знатную затрещину.

– Ты права, никакого, – пробормотал он, уже пошагав к церкви.

А мои ноги словно приросли к месту. Мне захотелось одновременно разрыдаться, завыть, закричать. Я не могла поверить в то, что Ант показал снимок Клоду. В сущности, он ничего не значил в сравнении со смертью Морин и пропажей Бренды. Такая мелочь на фоне этих утрат! Но поступок Анта ранил меня в тот момент, когда во мне уже не осталось места для большей боли.

Наконец, ноги меня послушались. Я вернулась обратно под дерево, молча плача и терзаясь неотвязным вопросом: кто еще из присутствующих видел меня в лифчике на этом злополучном снимке, который я по глупости позволила сделать Анту?

Через несколько минут отец махнул нам рукой, и мы последовали за ним церковь.

– Что хотели узнать репортеры? – поинтересовалась у него мама.

Она сыграла с нами два раунда в «Игру в жизнь» в трепетный сумеречный час, поболтала с Джуни о прическах и со мной о работе, расспросила отца о делах, которые он вел. Она словно озарила наши души – совсем как в прежние времена, но я тем не менее насторожилась. Из-за нее, из-за мамы, из-за того, что любой взлет может обернуться падением, и просветление ее рассудка могло смениться его помутнением, и какой именно оборот примет сложившаяся ситуация, можно было только гадать. «Пора в отпуск, Гари», – проговорила мама, и ее голос прозвучал так, словно исходил из глубокого-преглубокого колодца.

Вот почему я так испугалась, когда отец по пути в церковь рассказал ей о Бренде. О чем он думал? Мы, конечно, не могли оградить маму от всего, но мы были в состоянии контролировать дозировку сообщаемых ей новостей. Мама вроде бы восприняла новость о Бренде спокойно, но мне из-за этого стало еще тревожней. Потом я подумала: «А может, это и к лучшему?» Ведь отец Адольф не мог не упомянуть об исчезновении Бренды в своей проповеди. И мама могла услышать в церкви массу плохих новостей от других прихожан. К тому же она всегда повторяла, что ощущала в церкви поддержку.

– Они хотели узнать, что нового в деле о пропавших девушках, – ответил отец и, перекрестившись, повел нас к нашей скамье.