Зверь в землях де Шане (СИ)

Священник склонился над ней, и у неё, смотрящей на него сквозь полуопущенные ресницы, в самом деле чуть не остановилось сердце от страха. Роберт поднял бокал, принюхался, опустил его, затем вытащил из-за пояса что-то маленькое и засунул ей за корсаж – по телу Эжени прошла дрожь омерзения от прикосновения холодной влажной руки, но кюре, к счастью, счёл это обычной судорогой. Затем он встал на колени рядом с дёргающимся телом и громогласно позвал – в его голосе отчётливо слышались страх и боль:

– Кто-нибудь, на помощь! Эжени плохо! Помогите!

Послышался лёгкий топот, заскрипели ступени, распахнулась дверь, и в комнату влетела Симона. Она страшно вскрикнула при виде госпожи, распростёртой на полу, всплеснула руками и упала на колени:

– Боже, святой отец, что с ней?

– Не знаю, дочь моя, – в голосе Роберта звучала искренняя растерянность. – Я говорил с ней, и всё было хорошо, потом она вышла, вернулась с бокалом вина и вскоре попрощалась со мной. Я ушёл недалеко, когда услышал звон стекла и стоны, вошёл, а она…

– Госпожа, госпожа! – Симона, всхлипывая, пребольно хлопала Эжени по щекам. – Позовите на помощь, воды ей, воды!

– Сию минуту, – Роберт уже готов был подняться на ноги, но тут его несостоявшаяся жертва со змеиной ловкостью ухватила его за руку. Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы услышать, как набожный кюре выкрикнул бранное солдатское ругательство и, вырвавшись из цепких пальцев Эжени, шарахнулся к стене. Корнель на шкафу закаркал и захлопал крыльями, но всё перекрыл пронзительный визг Симоны – на памяти Эжени она визжала так один раз, когда на неё из-под кровати выпрыгнула мышь. Уши от этого крика заложило, но испуг Симоны был кстати – своим воплем она подняла на уши весь замок.

– Он пытался отравить меня! – Эжени вскочила на ноги, картинно указывая в сторону отца Роберта. Тот пронзил её полным ненависти взглядом, развернулся и с поразительной для его возраста быстротой кинулся прочь.

– Успокойся! – Эжени пришлось хорошенько тряхнуть служанку за плечи. – Нельзя, чтобы он далеко ушёл! Надо его схватить!

Надо отдать Симоне должное – она быстро пришла в себя и кинулась вниз с новым криком, уже не испуганным, а гневным. Отцу Роберту не удалось далеко уйти – во дворе его схватили конюх и слуга Себастьяна де Шане.

– Вы не имеете права! Вы обезумели! Я всё расскажу вашему отцу! – священник не столько испугался, сколько разозлился и теперь грозно сверкал глазами в сторону Эжени. – Ваша госпожа сошла с ума!

– Ничего подобного, – сейчас Эжени как никогда важна была ясность мысли и точность слов. – Этот человек пытался меня отравить. Он отвлёк меня к окну, а сам в это время добавил настойку болиголова в мой бокал. Перед этим он нарочно заставил меня волноваться, чтобы мне захотелось пить. Если бы я выпила вино, то уже лежала бы в библиотеке, мёртвая или умирающая, – Эжени сделала паузу и обвела взглядом присутствующих. – Но Корнель, мой ворон, почувствовал неладное и выбил у меня бокал.

– Не может быть! – ахнула Симона и торопливо перекрестилась.

– Когда я учуяла запах болиголова, идущий от бокала, то притворилась отравленной, чтобы понять, что этот человек будет делать дальше. Услышав шум, он вошёл в библиотеку и спрятал мне за корсаж вот это, – она вытащила из-за корсажа маленький твёрдый предмет, оказавшийся пузырьком, издававшим сильный запах болиголова. – Этот человек хотел представить всё так, будто я отравилась сама – добавила яд в свой бокал с вином и выпила его. Он посчитал, что я без сознания, и лишь тогда позвал на помощь.

– Это бред! – возмутился отец Роберт. – Если бы я отравил вас, зачем мне звать на помощь?

– Чтобы отвести от себя подозрения! – воскликнула Эжени. – Вы бы вызвали больше подозрений, если бы покинули замок, а меня бы потом нашли отравленной.

– Я впервые вижу этот пузырёк! – не сдавался кюре. – Вы сами спрятали его, разыграли сцену и пытаетесь меня обвинить!

– Зачем моей госпоже клеветать на тебя? – яростно набросилась на него Симона. – У тебя совесть нечиста, иначе бы ты не сбежал, когда она воскресла!

– Что тут за шум? – послышался громкий голос. Эжени повернулась, и сердце второй раз за день замерло у неё в груди. У ворот на своей вороной Дьяволице возвышался Леон дю Валлон, а за ним гарцевали на лошадях все дети мушкетёров, целые и невредимые.

– Вы живы! – вырвалось у Эжени.

– Разумеется, – кивнул ей капитан. – И мы кое-что узнали у отца сестёр Фурнье… А что вы не поделили с отцом Робертом?

– Она совершенно сошла с ума… – начал кюре и умолк под грозным взглядом Леона.

– Боюсь, мне надо многое вам рассказать, – произнесла Эжени, чувствуя, как медленно тухнет пламя радости в её груди.

***