Луна вернулась в спальню, улеглась на циновку и подождала, пока подействует зелье. Месячные она пропустила всего один раз, но уже чувствовала, что в ее чреве возникло что-то угловато-острое, чего прежде там точно не было. Ее даже не удивило, что зародыш ощущался в животе мерзким гвоздем. Можно ли было ожидать чего-то другого от семени, исходившего от такого мужчины, как майор? Воздух вокруг нее стал невыносимо горячим. А снадобье, вместо того чтобы выкорчевывать засевший в ней стержень, лишь заставляло его разрастаться, разрывая ее изнутри. Давно пробудившаяся мать уже сидела рядом, держа ее за руку и проверяя ей температуру. Луне так хотелось, чтобы дыру меж ее ног захлестнул поток крови. Но гвоздь крепко сидел в ней. Если бы она могла говорить в тот момент, то она бы взмолилась, чтобы кто-нибудь – без разницы кто – выскоблил из нее плод. Но она не могла выдавить из себя ни одного слова. Она провалилась в страшный кошмар.
Когда Луна пробудилась, вокруг нее уже вновь сгустились сумерки. Она пролежала в горячке весь день. Госпожа Серебро все так же сидела рядом. Мгла под очами явственно свидетельствовала, что она ни на секунду не сомкнула глаза.
– Ты слишком молода и наверняка не помнишь этого. Я тоже не хотела Лилию. Снадобье мне не помогло, – проговорила госпожа Серебро. – Всю беременность я была страшно зла на ребенка. И даже после того, как она родилась, я с трудом выносила ее присутствие. Но однажды, когда ей не было и двух месяцев, она вдруг взглянула мне прямо в глаза и улыбнулась. Улыбнулась, несмотря на то, что еще в утробе – я была в этом уверена – она ощутила, насколько я ее ненавижу. – Она замолчала, заметив, что Луна слишком тиха и напряжена для спящего человека.
– И тогда я крепко обняла это маленькое тельце, которое все еще было красным после пребывания во мне, и зарыдала так, будто хотела затопить весь мир слезами. Плакала и твердила, словно умалишенная: «Умоляю, прости меня». Я попыталась от нее избавиться, но ее душа отказывалась покинуть меня. Нас будто бы связали невидимой нитью. Судьба[18]
– хитрая штука. Коли не суждено, то нет смысла цепляться за людей. Они тебя бросят, как бы ты ни старалась их удержать. Некоторые люди, которых любишь всем сердцем, могут в мгновение ока стать чуждыми тебе, если на то воля судьбы. А иногда, вопреки всему, люди будут привязаны к тебе навечно. Лилия и я… Линия судьбы, которая связывает нас, гораздо глубже и древнее, чем сама жизнь. Я на все готова ради Лилии. Так же как и для тебя. Вы обе мои дочери. А потому поверь мне, что сейчас ты не можешь понять свои ощущения. Понимание придет к тебе значительно позднее.Наперекор палящему солнцу и загустевшему от жары воздуху госпожа Серебро съездила на другой конец городка и отправила телеграмму в Сеул. Причины ее неотложного выезда стали очевидны, когда к их воротам подъехала гостья: куртизанка, не менее прекрасная, чем госпожа Серебро, но одетая в менее замысловатый и гораздо более дорогой наряд. Чернильно-черные волосы были уложены по западной моде: локоны обрамляли лоб и завитками спускались по затылку. Вместо шлепанцев из шелка и кожи с цветочной нашивкой она носила туфельки на каблуках с ремешками. На ней были изысканные шелковые чулки, которые обычно носили только белокожие женщины. Двоюродную сестру Серебра – а именно ею оказалась незнакомка – звали Едан, но друзья и поклонники предпочитали называть ее Дани. Ей предстояло забрать с собой в Сеул Луну, якобы для того, чтобы та могла начать жизнь с чистого листа. Истинная причина отъезда, впрочем, была всем очевидна: Хаяси не должен был прознать о положении девушки.
В Сеул должна была отправиться и Лилия, но она отказывалась от поездки, если ее ближайшей подруге не будет дозволено отправиться вместе с ней. Госпожа Серебро уже оплатила проживание обеих дочерей, чтобы тем не пришлось, как было заведено, отрабатывать пребывание в доме старшей куртизанки. Однако Яшма и без того уже дорого обошлась ей, соответственно, перевод ее в Сеул представлялся проблемой не менее деликатного свойства. Дани все же согласилась взглянуть на девочку, которую вызвали на беседу сразу после ужина.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Дани. Прекрасные и проницательные глаза осмотрели девочку сверху вниз, от макушки головы до подола юбки.