Сиськосракин молчал, не желая строить догадки, а пожелал бы – кляп во рту помешал бы их озвучить. Ответил ему сам, мне не жалко.
– Мне хотелось снять с тебя очочки, аккуратненько, двумя пальцами… Вот так примерно… А потом сломать тебе нос. Вот так!!!
Играть в гуманизм и искать психологические подходы не было ни времени, ни умения.
Клиента следовало ломать быстро и безжалостно. В качестве прелюдии к разговору я сломал ему нос – пусть почувствует на губах вкус крови. Гниды, чужую кровь льющие без раздумий, к своей относятся куда как трепетно…
– Если хочешь кричать – кричи, – сказал я, поигрывая монтировкой. – Но за каждый крик буду ломать одну кость.
И выдернул изо рта импровизированный кляп.
Касательно криков я не блефовал, пусть кричит… Гараж Илоны находился не в самом Тосно-2, скорее на границе с Ильичевкой… А то и в ней самой, границы у Ильичевки размытые.
Оттого-то Илона и появлялась здесь редко, предпочитала парковать свой «фиатик» у дома.
Ильичевка такое уж место… Не из тех мест, где приличной девушке стоит гулять томным вечером. Да и днем лучше бы воздержаться от прогулок. Если уж очень надо, то посещать гараж желательно с электрошокером или травматом либо в компании дога, натасканного исполнять функции телохранителя.
Когда-то здесь был огромный и стихийно возникший лагерь беженцев. Спасшиеся от Прорыва самовольно захватили два гаражных кооператива и садоводство (тоже, кстати, «дикое», некогда самовольно возведенное), а обширное поле между ними заполнил дикий муравейник из землянок, палаток, хижин, сколоченных из всего подвернувшегося под руку… Садоводство было безымянным, а поле принадлежало организации с неимоверно странным названием: ЗАО «Сельхозпредприятие «Совхоз имени Ильича» – именно так, с непарным числом кавычек. И муравейник получил название «Ильичевка».
Что там в те дни творилось – лучше не знать. Жуткие вещи творились, реально жуткие, – говорю как человек, три Зоны повидавший. Все века и тысячелетия цивилизации слетели с потомков обезьян, как шелуха с зерна. За выживание бились обезумевшие агрессивные животные. Сильные выживали… Криминал всех видов и мастей потянулся в Ильичевку со всех сторон, издалека, из городов и весей, далеких от Зоны, – у многих спасшихся еще водились и деньги, и другие ценности.
Позже все как-то утряслось, устаканилось…
Еще позже проблема беженцев рассосалась, а Ильичевка – нет. Ее население уменьшилось раз в двадцать, зато народ отборный, пробу негде ставить. Город Тосно ведет с ильичевцами войну, пытаясь ликвидировать гнойник. Гаражи у них отбили с боем (без метафор с боем: артиллерия не грохотала, но без пальбы из легкого стрелкового не обошлось), садоводство пока под оккупацией…
Короче говоря, в Ильичевке вопи, не вопи – на крик, даже самый истошный, здесь никто сломя голову не побежит. Аборигены и не такого наслушались.
Господин Иськин-Стрюкин, избавившись от кляпа, не заорал… Зыркал злобно и не выглядел настроенным на явку с повинной и сотрудничество со следствием в моем лице.
– Рассказывай все, Олежек, – посоветовал я дружески (на правах давнего друга, изливавшего душу и пившего на брудершафт). – Всех, кого знаешь, сдавай со всеми потрохами. Начни с непосредственного начальника, пославшего тебя к школе. Тогда еще поживешь…
Подследственный, то есть Стрюкин, харкнул в следователя, то есть в меня, кровавым сгустком. Но не попал.
А я почувствовал затруднение… Не морального плана – после сегодняшних событий я был готов сделать с обоими гнидами все, в буквальном смысле все…
Но я хотел получить информацию, а не клиента, загнувшегося от болевого шока. А в Виварии меня не обучили тонкостям допросов третьей степени. И в каком-либо другом месте не обучили…
За спиной послышался стон. Чебурашка приходил в себя. Я рассудил: водитель едва ли знает больше Стрякина, а значит…
Развернулся, сделал несколько шагов и – за Илону!!! – вогнал монтировку Чебурашке в глаз. Сильно вогнал, глубоко, словно хотел пришпилить голову к бетонной стене, как бабочку к обоям.
Первый… Счет открыт, но до момента, когда можно будет сказать: квиты! – еще ой как далеко… Не дожить, скорее всего, до того момента.
Отступил в сторону, давая возможность Иськину понаблюдать за агонией напарника. Конвульсии длились больше минуты, а когда затихли, я выдернул монтировку и вернулся к насущному.
– Проникся, Олежек? – произнес я тем же дружеским тоном. – Так что ты там мне хотел рассказать?
Глава 7
Третье нашествие марсиан
Разговорить лжеботаника удалось, но охотно беседовал он лишь на одну тему. Рассказывал про наше с ним знакомство в «Сметанке» – не то, что я и сам помнил, а про его изнанку и предысторию… Вываливал Стрякин все, что знал: кто его нанял, когда, сколько заплатили агентству, а сколько ему… Сыпал именами, адресами, подробностями, о которых я и не спрашивал.
Да вот только подноготную того вечера я и без «друга Олежки» представлял.
Будь я в тот вечер трезв – например, лишь изображал бы для каких-то целей опьянение, – расколол бы подонка на счет раз.