В окнах низкого бетонного строения горел свет. Вокруг громоздились автомобили разной степени разобранности – от голых остовов до способных, по крайней мере на вид, к самостоятельному передвижению. Меня встретили двое: человек, копавшийся в свете лампы-переноски под капотом древней «Нивы Шевроле», и здоровенный кудлатый кобель, гулявший без цепи и намордника.
Человек бросил на «Пантеру» быстрый взгляд и вернулся к работе. Я с ним не был знаком и знакомиться не собирался.
Кобель, надо отметить, с бо́льшим вниманием отнесся к вышедшему из машины Питеру Пэну: вздыбив шерсть на загривке, медленно приближался – без лая, с низким рычанием.
– Убери шавку, – сказал я. – Базар есть.
Человек слова проигнорировал. Пес выбирал момент для атаки.
– Убери, пристрелю.
– Он своих не трогает… – прозвучало из-под капота.
Выстрел. Визг. Лапы, скребущие землю.
Человек соизволил разогнуться.
– Чё надо?
– Сколько дашь за тачку?
– Какого года? – без энтузиазма спросил человек, не взглянув в сторону машины.
– Хрен ее знает, – честно ответил я.
Человек назвал сумму. Равнодушно, не интересуясь наличием документов, не обращая внимания на издыхающего у ног кобеля. Казалось, прикати я сюда на эксклюзивном «Бентли Голдене», потыренном прямиком из гаража английской королевы, – и меня встретили бы с тем же равнодушием. И назвали бы столь же несуразно низкую цену.
– А если подумать? – спросил я, не спеша убирать пистолет.
Человек послушно задумался, вытирая руки тряпкой, измазанной в солидоле. Пес, не прекращая скулеж, безуспешно пытался уползти на двух передних лапах. За освещенными окнами пьяный женский голос громко звал Валеру. Я обратил внимание, что руки у человека приметные: на правой кисть как кисть, а на левой вдвое меньшего размера и пальцы скрючены, как птичья лапка. Порылся было в памяти: не фигурировала ли такая особая примета среди внешних признаков аномальности? И тут же прервал мыслительный процесс. К чему? Зачем? Фантомные рефлексы…
Результатом раздумий человека стала та же цифра, озвученная тем же тоном.
Тогда я предложил другую схему сделки. После недолгого торга сумма уменьшилась, но взамен я стал владельцем типичнейшей «одноразки» – древнего «сто десятого» ВАЗа, словно собранного из разноцветных плашек конструктора «Лего»: передние крылья, передние двери и капот были разного цвета. Выглядела машина сюрреалистично, и документов на нее не имелось. Но ездила, а это главное. Честное предупреждение, что воду в радиатор надо постоянно доливать, а левое заднее колесо подкачивать два-три раза в день, я пропустил мимо ушей. Долго все равно не кататься…
В качестве бонуса потребовал и получил еще пару аксессуаров.
– У тебя в багажнике кто-то шебуршится… – сообщил разнорукий, осматривая свою покупку. – Ты это… забери… Нахрен мне проблемы.
– Сейчас перегружу.
– А я схожу пока водички попью, – проявил разнорукий предусмотрительность, не подозревая, что проблем с «Пантерой» ему по-любому не избежать.
Я не стал проверять, разместится ли Олег Стрякин в меньшем по объему вазовском багажнике: усадил его, как белого человека, в салон. Пусть поглядит на новую нашу тачку, на окрестные пейзажи и проникнется мыслью, что теперь-то уж помощи точно не дождется. Глядишь, и запоет по-другому…
Долго совместная поездка не продлилась. Я выбрал местечко, даже по здешним меркам глухое, выгрузил пленника. И стал раскочегаривать паяльную лампу, найденную в гараже и прихваченную с собой. Стрякин расширившимися глазами пялился на гудящий язык пламени. Губы и подбородок, покрытые запекшейся кровью, делали его похожим на вампира… На невезучего вампира, изловленного Ван Хельсингом.
– Все, Олеженька, перемножились твои шансы на ноль… Придется петь много и правдиво. Для начала контрольный вопрос, для проверки честности: а не ты ли в ту ночь заблевал заднее сиденье моего «Лэнд Ровера»?
Как уже сказано, почти у каждого человека случается в жизни своя минута славы (моя, к примеру, случилась ранним утром того перенаполненного событиями дня).
А города – они совсем как люди.
Они появляются на свет (а до того их зачинают, заложив первый камень или просто ткнув тростью в землю со словами: «Здесь будет город заложен!»).
Они растут, становятся больше и красивее.
Они достигают пика своей силы и зрелости.
Они стареют. Некоторые – медленно и очень красиво, привлекая падких на старину туристов; другие – быстро и безобразно (что в Детройте совсем недавно можно было сносно жить, сейчас с трудом верится).
В свой срок города умирают, но смерть их несколько иная, чем у людей, – города медленно и заживо превращаются в памятники самим себе.
Иногда они гибнут до срока, и не обязательно от прорвавшейся Зоны (случится рядом какой-нибудь Везувий, бабахнет лавой и пеплом – и на виртуальном кладбище погибших городов становится одной могилкой больше).
Тосно тоже город. Невелик, да, но все как у больших. Растет, мужает, крепнет… И свои минуты славы у него случались. Целых две.
Первая, если начистоту, не имеет отношения к истории дня нынешнего (и к Питеру Пэну, вляпавшемуся в эту историю по самую макушку).