Зверинец

Сбитый Михеем цыганенок сидел в пыли, потирая грязной пятерней ушибленную скулу. Вставать не торопился, злобно зыркал из-под сальной челки на стоящих полукругом ребят. Смуглый, худющий, босоногий, в драных шортах и грязно-белой майке, он походил на Пятницу, верного спутника Робинзона Крузо. От этого происходящее нравилось Саньке еще меньше – только негодяй станет бить Пятницу!

– Давай, Санчес, – велел Михей. – Прописывайся.

Санька с сомнением посмотрел на товарищей. Он выходил из лагеря молодым д’Артаньяном, в компании трех опытных мушкетеров, ищущих справедливой мести, а теперь на душе было противно и гадко. Но бить все равно придется… Прописка – дело такое, либо свяжешь себя с компанией чужой кровью, либо до конца смены проживешь с репутацией слабака и размазни.

Санька примерился и двинул цыганенку ногой в живот. Хотел несильно, но парень запаниковал, отшатнулся неудачно, и сбитый носок кеда воткнулся ему под нижнюю челюсть. Лязгнули зубы. Цыганенок распластался в пыли и завыл. Дядька на остановке проснулся, прикрикнул неуверенно:

– Эй, шантрапа, вы охренели, что ли?!

Зажимая разбитый рот, роняя кровь сквозь грязные пальцы, цыганенок бросился наутек. Костыль придурковато заржал, наподдав ему ногой по костлявому заду.

– Блин! Санчес, да ты зверь! – уважительно присвистнул Марат.

– От-так! Наваляли чуркам! – заорал Костыль.

Рыча надсаженным двигателем, на пустынной трассе показался рейсовый «ЛиАЗ», набитый едущими со смены работягами. Дядька замахал кулаком, принялся пугать милицией. Сплюнув сквозь зубы, Михей кивнул Саньке, принимая прописку.

– Кого из ваших в лагере увидим, ноги переломаем, понял, да?! – крикнул он цыганенку.

Неторопливо, вразвалочку, Михей повел ребят вдоль бетонного забора, тянущегося до самого горизонта. Вдогонку им матерился вконец осмелевший дядька. Санька чувствовал себя препаршиво. В груди поселилось мерзкое чувство, от которого хотелось то ли совершить еще большую подлость, то ли расплакаться.

Кто-то злобно закричал на незнакомом певучем языке, и мальчишки удивленно обернулись. Цыганенок стоял пошатываясь и тщетно пытался стереть с подбородка кровавые слюни. Майку до пояса залило красным, длинный ноготь целился в обидчиков, но Санька понял, что указывает он на него. От этого обвиняющего жеста, от наполненных ненавистью черных глаз, от брошенных в гневе непонятных слов на спине выступили мурашки величиной с кулак. Цыганенок ударил левой рукой по сгибу правой, показав тоненькое предплечье, и бросился наутек. Застывший в предгрозовом испуге воздух сотряс раскатистый голос грома.

* * *

В лагерь возвращались бегом, со всех ног улепетывая от грянувшего ливня. Набрякшее небо лопнуло, да так, что мир на расстоянии двух шагов превращался в стену воды. В мутных потоках проносились сломанные ветром ветки и мелкий мусор, подбитыми субмаринами закручивались в водоворотах оранжевые фильтры окурков. Похожая на пароход, проплыла одинокая белая босоножка. Только у корпуса, забившись под навес на игровой площадке, Санька, отжимая футболку, спросил с деланым безразличием:

– Миха, а чего там этот индеец кричал?

Безуспешно пытаясь подкурить намокшую сигарету, Михей ожесточенно чиркал зажигалкой. Услышав вопрос, недоверчиво выгнул бровь и переглянулся с Костылем.

– А ты не знаешь?

– Я по-индейски не понимаю, – огрызнулся Санька.

– Это потому, что первый год в «Юности» отдыхаешь. Когда два-три лета здесь, начинаешь вмыкать потихоньку. Вожатые так вообще хорошо понимают, потому что цыганва им травку банчит…

– Да пофигу! Че он сказал-то?

– Он тебя проклял типа, – ответил Костыль. – Сказал, что тебя заберет Человек-Крот.

– Че?! Кто заберет?!

– Человек-Крот, – кивнул Михей, глубоко, по-взрослому, затягиваясь. – Это у них божок какой-то или типа того. Они ж долбанутые, цыгане эти.

– Вообще, конечно, зря ты его так сильно отоварил, – подключился Марат. – Они, твари, злопамятные.

– Да ну? И че они мне сделают?

– Может, и ничего. А может, реально Человека-Крота натравят. В позапрошлом году вожатый один, Димдимыч, цыганам за травку бабки зажал, так и пропал к концу смены.

Михей задумчиво выдул дым через ноздри. Под навесом повис едкий аромат дешевого табака. Будничный тон Михея заставил Санькин затылок съежиться, спина покрылась гусиной кожей.

– Нам не веришь, Вангеныча спроси, – сказал Костыль. – Ему трындеть без мазы.

– Ну цыгане и грохнули, к гадалке не ходи!

– Ага-ага, – покивал Михей, стряхивая пепел. – Тока прикинь, да? Нашли Димдимыча в здоровенной земляной норе, прямо на том перекрестке. Без башки нашли, его менты по отпечаткам пальцев опознали.

– Гонишь! – скрывая страх, презрительно бросил Санька.

– Спроси, спроси Вангеныча, – повторил Костыль.

– А еще, – добавил Михей, – завтра, когда отряд купаться поведут, посмотри там, рядом с остановкой. Если будет нора, значит, все.

– Что – все? – леденея нутром, переспросил Санька.

– Кирдык тебе, Санчес.

* * *