Все мы до единого были восторженными идиотами, дикими до самозабвения. В то утро мы сновали взад и вперед, делая все не так, и сердца выпрыгивали у нас из груди. Мы ничего не знали и не умели, совсем ничего, да и друг друга еще не успели узнать. Из членов команды восемь были совсем зеленые молокососы, еще восемь или больше — взрослые мужчины. Самому младшему, Феликсу Даггану, болтуну из Орпингтона, исполнилось четырнадцать, а самому старшему — костлявому негру по имени Сэм — шестьдесят. Благодарение богу, с нами был Дэн: с нами — и не с нами. К тому моменту мы были знакомы уже семь лет, но до совместного плавания я не знал его. Теперь знаю. Знаю лучше, чем кого бы то ни было.
«Лизандр» был красив — судно не из новых, но в хорошем состоянии, небольшое и изящное. Капитан стоял на шканцах и наблюдал, как мы позоримся, а старший помощник, мистер Рейни, буйный, с грубым красным лицом, прохаживался по палубе, рассыпая бессмысленные ругательства. «Господи Исусе, что я наделал? С ума сошел? Ох, матушки», — вертелось у меня в голове. Мачты, реи, паруса парили на фоне неба, точно паутина, сотканная безумным пауком. Канаты, канаты, миллион канатов, и у каждого — будь он неладен — свое название, один перепутаешь — все пойдет насмарку. Не понимаю, как мы вообще отчалили. Наверное, благодаря тем немногим, кто знал, что делает: старику Сэму, еще одному негру по имени Габриэль, высокому азиату Яну и нашему Дэну. Эти четверо позволили кораблю отчалить, помогали им еще несколько молодых ребят — не старше нас с Тимом, которые уже плавали раз или два и потому считали себя морскими волками. Мы, салаги, неуклюже метались туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Я потерял из виду Тима, потом Дэна. Я все время пытался создать впечатление, будто только что закончил выполнять одно важное задание и теперь перехожу к следующему, напустив на себя вид смышленого и ревностного трудяги. Краем глаза я успел увидеть, как док постепенно удаляется. Люди на причале превратились в сплошное пятно. Неожиданно на прощание раздался сладкий гулкий звон лондонских часов.
Я стоял в замешательстве. Вдруг перед самым моим носом выскочил темноволосый мальчик с круглой головой. Вид у него был растерянный и одновременно сосредоточенный, губы напряженно поджаты. Лицо его отражало именно то, что чувствовал я сам, покачиваясь на месте и не зная, что делать дальше. На секунду наши глаза встретились в молчаливом согласии. Потом мальчик улыбнулся, не разжимая губ, спокойно и понимающе.
Наш молчаливый диалог нарушили грохот сапог мистера Рейни и его лошадиное фырканье; точно молния ударила промеж нас.
— Здесь что, по-вашему, чаепитие в саду? — грозно спросил он, дал мальчику затрещину и отшвырнул его в сторону. — Кретины! — рявкнул он и мрачно зашагал дальше по палубе, вразвалку, уверенно переставляя кривые ноги. Одному Богу ведомо, почему мне не досталось. Скорее всего, его внимание привлекла следующая жертва — мальчик, запутавшийся наверху в снастях. — А ну спускайся, сволочь бестолковая! — заорал мистер Рейни, закинув голову. — Чтоб ты сдох, выродок несчастный, и все твое волчье семя!
Я торопливо обернулся в поисках Тима, но его нигде не было видно. Так я и остался стоять без дела. Кто-то шлепнул меня по затылку со словами «а ну живее!».
— Я не знаю, что делать! — неожиданно взорвался я. Откуда я мог знать?
Долговязый тощий матрос, с длинным чутким носом как у муравьеда и изогнутыми бровями, которые делали его похожим на клоуна, подтащил меня к брашпилю и бросил:
— Давай!
Чертов брашпиль! Огромное, стоящее на боку колесо рядом с нашим носовым кубриком (вот бы сейчас туда, вниз, к моему сундучку), придется крутить его бок о бок с дюжим белобрысым парнем, здоровым как вол. Даже этот здоровяк тужился, ворчал и ругался сквозь зубы на своем языке. Я чуть шею не сломал. Высокий худой малый, с прямыми и тонкими, как он сам, волосами, постоянно падавшими ему на глаза, подскочил на помощь. Тощий — одни кости, однако сил у него оказалось много. «Ну, крути!» — скомандовал он.
Крути. Крути. Никогда бы не подумал, что такое мне по силам. Крути. Я смутно замечал беготню вокруг, свистки, крики, хохот, оглушительный треск и скрежет снастей под нашими неумелыми руками — и новое состояние невесомости, будто я падал, хотя ноги мои крепко стояли на палубе.
Те самые португальские матросы хлопали в ладоши и подбадривали нас криками, но оглянуться на исчезающую пристань, где стояла Ишбель, где остались сонные грузчики, безутешные матери и жена Дэна Раймера, было уже некогда.
Мы выходили из города. Мимо проплывали причалы и таверны, солнце светило все ярче, разливая золото над пакгаузами и блестящей водной рябью. Паруса хлопали на ветру. Капитан — плотный, с широкой грудью и бледным квадратным лицом, усыпанным веснушками, с тонкими рыжими бровями — расхаживал между нами, на губах его играла едва заметная и ни к кому не обращенная улыбка. Разговаривал он только со своим старшим помощником, а у ног его терся лохматый бурый пес. Хорошо, что на борту оказалась собака. Этого я не ожидал.