По выходным Гена Куропаткин, тяжелый мизантроп и алкоголик, привозит сюда своего сына, рожденного в год просветления и надежды, воображая, что забота о маленьком заставит его отвлечься от главного дела всей жизни и крепко завязать. Десять ему, хороший мальчик, белокурый. А ты, Блез, его не знаешь. Иногда мы приходим сюда уже затемно. Ледок трескается у нас под ногами, лист падает на грязную дорогу, деревья тянутся прямо и вверху растекаются чернильными кляксами на мокрой бумаге. Мы заходим в дом, забираем две пустые бутылки и спускаемся к Волге, чтобы набрать воды. Там у нас родничок, его прочистили еще летом. Около родничка рыбаки в ватной одежде жгут костер, сидят вокруг него на лесине, как совы на суку. Ухают: бать-бать-бать-бать. И я, так как долго это – наполнять из стаканчика две пятилитровые бутыли, пускаюсь в игру с выводком сов.
«Почему это, – целясь в горлышко, говорит Гена Куропаткин, – теперь не ловят раков? Видел, сколько на песке рачьих следов? Помню, в детстве, мы в это время за час набирали больше ведра».
«На что вы их ловили?» – спрашивает мальчик, а рыбаки у костра уже затаили дыхание. Молчат. Больше не слышно их бормотания: бать-бать-бать-бать.
Отец объясняет: и до чего же простая приманка, ни тебе рачевни, ни тухлого мяса, все само собой. И тогда мальчику становится весело, так как уже не раз… «Но так они все вымажутся. Как же брать их руками?» – громко, чтобы и его слышали у костра, спрашивает мальчик. «Надо успеть поймать их до того, они доползут и станут есть. Приманка теплая, дымится и далеко распространяет запах. Вот мы, бывало, – нет, не здесь, подальше от воды, чтобы перехватить их по пути к лакомой кучке… и брали их голыми руками».
Наполнив бутыли, мы уходим, Блез. Там лестница и фонарь. Свет его ложится на воду и на песок. Но я говорю: «Постой, вернемся», – и мы налегке, оставив воду на лестнице, сбегаем вниз. Нам хорошо видно, что двое рыбаков сидят на плотном песке на корточках и тужатся. И вскакивают, подобрав тяжелые штаны, когда сверху слышится смех моего умного мальчика.
А ты, Блез? Расскажешь мне, как японские ныряльщицы кормили тебя рыбками изо рта? И Гена Куропаткин делает последний глоток. Может быть, сейчас мой нежный друг прогуливается в Фонтенбло?
А! – к черту Фонтенбло, когда есть Студеный Овраг. И тут оставшийся острый осколок зеркала подпрыгивает и падает на пол. И этому нет никакого объяснения, потому что Блез ушел. Он всегда уходит (хоть и не пьет), если кончается водка. Ну и его к черту… я, собственно, хотел представить себе, в каком стиле это возможно перевести, вот и разболтался с Блезом. Теперь, когда мне уже никто не мешает, схожу посмотреть лисиц. Тоже ведь ушли. Тухлое яйцо нельзя есть целую вечность.
Осторожно Гена Куропаткин выглядывает в сад. Светает, должно быть, скоро семь, или уже семь? Шуршат ноготки, шелестят маленькие сливы, но это уже и правда начинается холодный дождь. И снова, потянув вверх язычок молнии, Гена что-то услышал. Тоже закономерность…
И он входит в дом, и начинается его долгая битва со скукой и холодом, которая закончится дня, может быть, через три.
В губах безумного раздавлен воск луны
Селенья и сады в обжор превращены
Сыграли звезды пчел тягучий и лучистый
Нашли в киосках мед мохнатые статисты
И тихо падают пересекая свод
И каждый лунный луч это медовый сот
Но тайно сладкий жест хранит моя натура
Опасен мне ожог этой пчелы Арктура
Чей луч предательский в моей руке бывал
И розою ветров обман благоухал
А потом мы опять возьмем водки, и пускай приходит. И пускай попробует сказать, что здесь все так безнадежно.
ТАКУЮ МАЛЕНЬКУЮ КРОШКУ, КАК ТЫ
1
Все идет неправильно, главный ответчик увиливает, и вечно ты вместо него. Вчера тебя вернули из больницы, уже хорошенького, кислого и сонного, уже без тревоги в глазах – знак того, что моя пытка скоро начнется, ибо, пока длится твоя ремиссия, ты несносен. Лоснящийся, полненький, без единого прыщика, гладко выбритый, круглолицый, как девочка. Темнобровый, но с единственным длинным волосом на левой щеке почти у носа, темным, толстым и прямым, он тебе спадает на ключицу, отмеченную мушкой маленькой родинки, и причиняет легкий зуд. И грудь твоя в расчесах.