Зверобой

Марьяна приезжает к высокому сталинскому дому на набережной. Набирает номер квартиры, звучит мелодия «К Элизе», под которую обычно в детском саду или начальной школе пляшут на отчетных концертах для родителей. В эту минуту Марьяна, конечно, уже понимает, что приехала зря. Это всегда очевидно, но не бежать же – волосы назад.

Ольга открывает дверь, завернувшись в полотенце. Марьяна закрывается в ванной, совмещенной с кладовкой, и инспектирует мусорную корзину, в которой, правда, ничего не находится. С нервно бьющимся сердцем она отправляет Юле короткое: «Это пиздец». Следом отправляет уточнение: «Кажется, здесь только что был любовник».

Юля отвечает: «Тайлер мудак какой-то».

И еще потом: «Ничего, дружочек, мы уедем».

Она всегда так говорит, хотя они обе знают, что никуда не уедут, особенно от себя. Ни надолго, ни навсегда. Но приятно осознавать тот факт, что можно сбежать. Даже если нельзя.

Ольга говорит:

– Ты ела? – Выглядит уставшей и недовольной.

– Ела, – врет Марьяна, принюхиваясь к воздуху, как овчарка.

Ольга устало садится на диван в гостиной и приглашает Марьяну жестом сесть рядом. В ее взгляде читается только одно: ни о чем меня не спрашивай.

– Посмотрим кино? – предлагает она, чтобы разрядить обстановку.

«Чем кончилась история с парнем и Библией?» – пишет Марьяна Юле.

И еще одно: «Забери меня отсюда».

– Ну, – говорит Ольга, листая каналы так быстро, что понять что-либо нереально. – Обнимешь меня?

Марьяна разворачивается к Ольге, как тяжелый «Икарус» на узкой дороге, вся слепленная из неловкости, руки – садовый инвентарь. Тяпки или грабли. Пока она маневрирует, ее телефон корчится возле подушки, распространяя виброволну по бархатной поверхности дивана, и она скидывает его на пол локтем.

Или, скажем, какой-нибудь вторник.

Марьяна сидит на Ольгином рабочем столе и слушает про любовника. Ольга внутри кипит – вот-вот дым пойдет из ушей, а Марьяна воздевает глаза к потолку, чтобы не зареветь.

– Вчера он вел себя просто ужасно, весь вечер не обращал на меня внимания. – Ольга раскручивает в пальцах карандаш для глаз. – До тех пор, по крайней мере, пока я не попросила его помочь мне достать с верхней полки кофейное зерно, и оно высыпалось на нас. Мы так смеялись.

Когда Ольга в первый раз увидела любовника, он увидел Ольгу. Она была в «кажется, черном платье».

– Что-то в этом роде, – говорит Ольга, когда Марьяна спрашивает ее об этом.

На будущее, если вдруг Марьяна решит забыть: сегодня Ольга в легкой блузке и темной обтягивающей прямой юбке с разрезом спереди.

У Марьяны перехватывает дыхание от красоты. Все, чего она сейчас хочет, – подойти к Ольге сзади, прижаться к ее спине и расстегивать блузку, уткнувшись в ее лопатки. Она хотела бы целовать ноги Ольги от щиколоток до колен, а потом выше и выше, постепенно вытаскивая ее из юбки, как из чешуи морской. Она хотела бы провести щекой по ее животу.

Что-то в этом роде.

Что-то вроде рыбы-пилы в грудной клетке Марьяны, когда Ольга плачет.

К примеру, дождливая пятница: Ольга плачет в туалете, потому что любовник ей не звонит, а Марьяна сидит за столом и вбивает буквы в экран.

Она сидит в полумраке, и у нее в горле гаечный ключ.

Она сидит в звуках квакающих клавиш, и у нее дрожат пальцы.

Она сидит здесь в восьми метрах от женщины, которую любит всем сердцем, и ничего не может сделать. К тому же эта женщина – ее начальница. В трудовом распорядке Марьяны сейчас значится налаживание связей с инвестиционными структурами, но она очень, очень плохой работник. Если честно, ее стоило бы уволить.

Бессилие – это слабость, которую не предотвратить.

За окном слишком много дождя.

И запахи смешиваются с водой и намокшей зеленью.

– Тебе нравится, как сегодня пахнет? – спрашивает Марьяна.

– Мне все равно, – отвечает Ольга. И уточняет: – Ну, я не знаю.

До чего же ты красивая, думает Марьяна и кусает губы оттого, что не может ей об этом сказать.

Потому что комиссия по этике за ней уже выехала.

Девочка, девочка, гроб на колесиках уже въехал в твой город.

Десять лет спустя в незнакомом городе Марьяна садится на террасу подумать про Ольгу, потому что запах выпавшего за ночь дождя напоминает ей… И тут же звук входящего.

«Занялась на даче альпийской горкой. Как тебе такой колор?»

Чертов скайнет.

Этот термин они выдумали с Ольгой в прошлой жизни: по версии Ольги, все люди (а некоторые особенно) связаны, и если один думает о другом, то и другой начинает о нем думать – и это неизбежно.

«Отличная горка, – телеграфирует Марьяна. – А я иду на маникюр».

И продолжает сидеть на террасе.

Иногда очень сложно изменить положение в пространстве, особенно когда море перед глазами.

У Марьяны хорошие ногти, но каждые две недели она срезает их под корень, а маникюрша говорит: «То, что вы делаете – грех. Миллионы женщин сейчас ненавидят вас за это».

Во всем есть что-то хорошее: даже если вам не хватает любви, по крайней мере, в вашем организме достаточно кальция. И стакан снова наполовину полон.