Зверобой, или Первая тропа войны

Взорам сестер открылось неожиданное лесное зрелище. На склоне холма собрались все обитатели лагеря. Человек шесть или семь держали в руках смолистые сосновые факелы, бросавшие мрачный свет на все происходившее под сводами леса. Прислонившись спиной к дереву, сидела молодая женщина. Ее поддерживал тот самый часовой, чья оплошность позволила Хетти убежать. Молодая ирокезка умирала, по ее голой груди струилась кровь. Острый специфический запах пороха еще чувствовался в сыром и душном ночном воздухе. Джудит с первого взгляда все разгадала. Ружейная вспышка мелькнула над водой невдалеке от мыса: стрелять могли либо с пироги, либо с ковчега, проплывавшего мимо. Должно быть, внимание стрелка привлекли неосторожные восклицания и смех, ибо вряд ли он мог видеть что-нибудь в темноте.

Вскоре голова жертвы поникла и подкошенное смертью тело склонилось на сторону. Затем погасли все факелы, кроме одного. Мертвое тело понесли в лагерь, и печальный кортеж, сопровождавший его, можно было разглядеть лишь при тусклом мерцании единственного светильника.

Джудит вздрогнула и тяжело вздохнула, снова погрузив весло в воду. Пирога бесшумно обогнула оконечность мыса. Сцена, которая только что поразила чувства девушки и теперь преследовала ее воображение, казалась ей еще страшнее, даже чем агония и смерть несчастной ирокезки. При ярком свете факелов Джудит увидела статную фигуру Зверобоя, стоявшего возле умирающей с выражением сострадания и как бы некоторого стыда на лице. Впрочем, он не выказывал ни страха, ни растерянности, но по взглядам, устремленным на него со всех сторон, легко было догадаться, какие свирепые страсти бушевали в сердцах краснокожих. Казалось, пленник не замечал этих взглядов, но в памяти Джудит они запечатлелись неизгладимо.

Возле мыса девушки никого не встретили. Молчание и тьма, такие глубокие, как будто лесная тишина никогда не нарушалась и солнце никогда не светило над этой местностью, царили теперь над мысом, над сумрачными водами и даже на хмуром небе. Итак, ничего не оставалось делать; надо было думать только о собственной безопасности, а безопасность можно было найти только на самой середине озера. Отплыв туда на веслах, Джудит позволила пироге медленно дрейфовать по направлению к северу, и, поскольку это было возможно в их положении и в их состоянии духа, сестры предались отдыху.

Глава XIX

Проклятье!

С оружием встать у входа! Все погибло,

Коль страшный звон не смолкнет. Офицер

Напутал что-то или вдруг наткнулся

На гнусную засаду. Эй, Ансельмо,

Бери твой взвод и — прямиком на башню.

Всем остальным со мною быть.

Байрон, «Марино Фальери»

Предположение Джудит о том, при каких обстоятельствах закончила свой жизненный путь индейская девушка, оказалось совершенно правильным. Проспав несколько часов подряд, старик Хаттер и Марч проснулись. Случилось это всего через несколько минут после того, как девушка снова покинула ковчег и отправилась на поиски младшей сестры. Чингачгук и его невеста находились в это время уже на борту. От делавара старик узнал о новом местоположении индейского лагеря, обо всех происшедших недавно событиях и об исчезновении своих дочерей. Но он ничуть не встревожился: старшая дочь была рассудительна, а младшая уже однажды побывала у дикарей, и они не причинили ей вреда. Да и долгая привычка ко всякого рода опасностям успела притупить его чувства. Как видно, старика не очень огорчало, что Зверобой попал в плен. Ибо, хотя он отлично понимал, какую помощь оказал бы ему молодой охотник, если бы пришлось обороняться от индейцев, различие во взглядах не могло вызвать между обоими мужчинами особенной симпатии. Он бы очень обрадовался, узнав раньше о местонахождении лагеря, но теперь гуронов встревожил побег Уа-та-Уа и высадка на берег была связана со слишком большим риском. Волей-неволей пришлось Тому Хаттеру отказаться на эту ночь от жестоких замыслов, внушенных пребыванием в плену и корыстолюбием. В таком настроении он уселся на носу баржи. Вскоре к нему подошел Непоседа, предоставив всю корму в полное распоряжение Змея и Уа-та-Уа.

— Зверобой поступил как мальчишка, отправившись к дикарям в такой час и угодив к ним в лапы, точно лань, провалившаяся в яму, — проворчал старик, который, как водится, замечал соринку в глазу ближнего, тогда как у себя в глазу не видел даже бревна. — Если за эту глупость ему придется расплатиться собственной шкурой, пусть пеняет на себя.