Зверобой, или Первая тропа войны

Но как сложны и противоречивы исторические судьбы людей! Ведь уже в двадцатипятилетнем Натти Бампо вызывало не до конца осознанную тревогу движение на запад его соотечественников, те корыстные страсти и торгашеский дух, которые он с горечью замечал в пришельцах из поселений колонистов и из военных фортов. И все складывалось так, что Натти помогал этому захвату свободных земель. Кто знал лучше Зверобоя пути и перепутья лесных чащ? Кто мог лучше, чем он, наладить связи своих соотечественников с индейскими племенами? Кто мог с большей изобретательностью спасать от смертельной опасности жителей поселений? Кто, как не Натаниэль Бампо, выросший в лесах, в дружеской близости к индейским вождям, человек долга, мужества и бескорыстия! Да, сложилось так потому, что патриархальный мир Натти, жизнь свободного человека, которая казалась ему естественной и вечной, была обречена всем ходом истории, и сам Купер, очень любивший своего героя, понимал эту неизбежность.

Не только алчность поселенцев, их хищническое отношение к природе тревожат Натти тогда, когда он в «Зверобое» еще полон сил и не предвидит свою будущую бесприютность и одиночество. Его, выросшего среди индейцев, больно ранит расовое высокомерие белых людей и та жестокость, с которой они уничтожают недавних хозяев Америки. Нам легко понять мысли Натти о коварстве и алчности тех его белых собратьев, с которыми его столкнула судьба. «Человека делает человеком кожа», — говорит Марч. «Каждого надо судить по его поступкам, а не по цвету кожи», — возражает ему Зверобой. И по тому, какими Купер нарисовал старика Хаттера и Гарри Марча, мы можем понять, что мысли Натти — это мысли самого писателя.

Расовое высокомерие, грубо прямолинейно и примитивно выраженное в поведении людей XVIII века, ломавших сопротивление индейских племен, увы, осталось острой проблемой американской жизни и в наши дни. Каким смелым должен был быть писатель, создавший пусть и во многом романтизированные образы гордых и по-своему безупречно честных индейских вождей, отважных и благородных индейских девушек!

Тема расового высокомерия, оголтелого расизма не потеряла до сих пор злободневности на родине Купера, где черный цвет кожи делает людей неполноценными гражданами «демократической» страны, а исконные жители Америки, индейцы, сосредоточены на особых участках бесплодной земли (в так называемых резервациях), за пределами которых им запрещено жить и где они голодают и тяжело болеют.

Купер четко различал, что же нравственно и что безнравственно в жизни его героев. Безнравственное связано для него так же, как и для Натти, с жадностью, приобретательской страстью, ожесточающей и деморализующей людей. Мы узнали в «Зверобое» о незавидной судьбе Джудит и ее матери, которые пали жертвой безнравственного духа поселений и военных фортов. А Хетти, болезненно наивная, как бы отчужденная от цивилизованного мира расчетливых нечистых страстей, непосредственная и детски откровенная, — нравственно чиста, жертвенна, верна в любви и дружбе.

У Купера его представления о нравственном всегда связаны с реальными людьми и условиями: ведь отвратительны ему старик Хаттер и Марч, которые гоняются за скальпами воинов, детей и женщин, чтобы сбывать их за деньги правительственным агентам Англии… Рядом с ними все же морально выше выглядят индейские воины, конечно, изощренно жестокие «на тропах войны», но по скальпам ведущие счет убитых врагов; для них скальп становится символом военной доблести.

Как выигрывает рядом с Хаттером и Марчем, совсем лишенными чувства чести, Натти Бампо, с уважением относившийся к законам и традициям индейцев! Нам может показаться чем-то искусственным (а Марч называет это глупостью и нелепостью), что Натти сдержал слово, данное индейским вождям, и как их пленник вернулся из «отпуска» на предстоящие ему пытки. «Отпуск, полученный от тварей, которые не имеют ни души, ни имени», — злобствует Марч. «Если у них нет ни души, ни имени, то у нас с тобой есть и то и другое», — отвечает Натти, человек гораздо более чистой и широкой души, чем его собеседник.

Конечно, когда мы отбросим романтическую дымку, которая окутывает и образ Натти, и многих индейцев, мы увидим реальные черты диких индейских обычаев и жестокость индейских воинов.

Здесь, в «Зверобое», Купер коснулся и области интимных, личных чувств. Мы видели, что Джудит, которая хотела бы стать женой Натти, наткнулась на какую-то его душевную узость и негибкость. Нам становится жаль Джудит: она ожидала большей чуткости и человечности от Зверобоя и меньшей его зависимости от всяких слухов и сплетен, идущих из фортов и поселений колонистов.

Легко заметить, что Зверобой, а вместе с ним и автор не всегда объективны в своих отношениях к индейским племенам: если делавары и могикане, которые были в союзе с англичанами, являлись воплощением гордости, отваги и выдержки, то гуроны, поддерживающие союзнические связи с французами, воплощали в себе коварство, кровожадность, жестокость дикарей.