«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Ее торопливо взяли на буксир, тросы приготовили заранее. Однако снаряд не только сорвал гусеницу, но и выбил колеса, согнул тяги. «Тридцатьчетверку» буквально волокли. С одной стороны часть колес не вращались, машина зарывалась в землю.

Еще несколько снарядов перебили трос и прямым попаданием накрыли вторую «тридцатьчетверку». Командир третьей машины, рискуя, обошел оба горящих танка по воде. Раза два забуксовал, но все же выскочил на сушу.

Саперы, которые резали в это время на дороге «путанку» и колючую проволоку, наткнулись на противопехотные мины. Их было понатыкано десятки. Начиная от мелких, пластмассовых, величиной с детскую ладошку и заканчивая «прыгающими» минами, весом полтора килограмма, взрывающимися в воздухе и поражающими все живое в радиусе тридцати метров.

Мины располагались в несколько слоев, многие были сплетены между собой и рассчитаны на неизвлекаемость. Взорвался один, второй сапер, остальные замедлили работу. Осторожно вытащили тяжело раненного товарища с оторванной рукой.

Как это часто случается, тут же отыскался решительный начальник в звании полковника. Он тыкал трофейным пистолетом в капитана, командира саперной роты и кричал:

— Немедленно разминировать дорогу! Пристрелю как труса. Впереди Берлин, а мы тут загораем.

Капитан не был трусом и работал вместе со своими саперами. Когда прогремели еще два взрыва, а в воздухе рванула «мина-лягушка», вперед выступил командир полка Пантелеев:

— Вы разве не видите, что это бесполезно? Дайте приказ расчистить дорогу от транспорта и зевак. Мы пробьем брешь в заграждении тяжелыми снарядами.

Такое иногда практиковалось, когда не было другого выхода. Однако расчистить забитую машинами и повозками дорогу оказалось не просто. Сзади напирали, а головные машины стояли вплотную к заграждениям. Полковник с «вальтером» куда-то исчез, а издалека снова заработали тяжелая немецкая батарея и 80-миллиметровые минометы.

Через четверть часа дорога опустела. Горела еще одна «тридцатьчетверка», были разбиты несколько грузовиков, повсюду лежали тела погибших и тяжело раненных бойцов.

Сумели примерно засечь место, откуда вели огонь орудия и минометы. Командир танковой бригады выделил несколько «тридцатьчетверок», их усилили батареей Петра Тырсина и направили в обход, приказав уничтожить немецкие огневые позиции.

Какая-то пехотная часть двинулась через затопленное поле. Люди и повозки вязли в раскисшей почве, иногда проваливались в ямы. Тяжелые немецкие орудия пока молчали, зато пехотный полк непрерывно обстреливали из минометов.

Чистяков смотрел на вытянувшуюся колонну бредущих по колено в воде бойцов. Взрывы мин то в одном, то в другом месте накрывали людей. Санитары вытаскивали убитых и раненых, грузили их на повозки. Лошади с трудом тянули тяжелый груз, шарахаясь от разрывов мин.

Не выдержав, Чистяков выругался. Что, сейчас сорок второй год, когда целый полк через болото под обстрелом гонят? Он понимал обстановку. Войска трех фронтов: 1-го и 2-го Белорусских, 1-го Украинского наступают на Берлин, и все три маршала — Жуков, Рокоссовский, Конев хотят быть первыми.

Но к чему такая спешка? Или хотят приурочить взятие столицы рейха к «красной дате» — 1 Мая, дню солидарности трудящихся?

Батарея Глущенко, в которой были четыре машины, открыла огонь по заграждениям. Сначала выпустили по пять снарядов первые две самоходки, затем их заменила вторая пара.

Взрывы разламывали надолбы, взлетали куски бетона, металлические прутья. Детонировали противопехотки, добавляя в грохот шестидюймовых снарядов непрерывный треск мелких мин. Иногда взрывались тяжелые противотанковые «тарелки» весом по 8—12 килограммов.

Из «студебеккера» выгружали снаряды и несли их к самоходкам. Уже подогнали тягачи с тросами, чтобы стаскивать на обочину обломки. Саперы опробовали генератор, который даст ток, чтобы срезать торчавшие из земли металлические швеллеры и прутья.

Чистяков поднял голову и увидел несколько темных точек. Это приближались немецкие самолеты. Его батарея из трех машин стояла на обочине под прикрытием вязов, на которых только набухали почки. Никаким прикрытием они служить не могли.

— Воздух! — кричали со всех сторон.

Зенитчики разворачивали трехствольную пулеметную установку. Хлопала 37-миллиметровая автоматическая пушка, перекрывая немецким самолетам путь белыми комками взрывов. Но, как всегда, на марше зениток не хватало, а нашего авиационного прикрытия в небе видно не было.

— Гля, немецкие самолеты! — возмущенно кричал Вася Манихин. — Откуда они взялись?

— Закрыть люки, — приказал Чистяков и передал по рации двум другим экипажам: — Всем оставаться на местах.

Знакомое сосущее чувство заставило его крепко стиснуть зубы. К бомбежкам нельзя привыкнуть, хотя капитан прошел через десятки авианалетов. Особенно летом сорок второго года, когда в небе с утра до вечера безраздельно хозяйничали «Мессершмитты» и «юнкерсы». Но ведь сейчас не сорок второй год!

— Чтобы вы сдохли! — бормотал механик Савушкин. — А наши «ястребки» где?

Несмотря на мощный напор частей Красной Армии, бои на подступах к Берлину шли повсеместно.