«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

И еще надписи на стенах: «Германия останется немецкой!» Разноцветные листовки изображали мужественных солдат вермахта. С суровыми сосредоточенными лицами и занесенными для удара винтовками с ножевыми штыками, от которых трусливо шарахались человечки в карикатурных шинелях и нахлобученных касках с красными звездами.

Плакаты не соответствовали действительности. Немцы никогда не были сильны в штыковых боях и всячески уклонялись от рукопашных схваток даже в период своих успехов в начале войны.

На других листках к мужеству на арийских лицах прибавлялась ненависть. За спиной немецкого солдата в страхе сжималась белокурая девушка, а штык пронзал красноармейца-азиата, варвара с узкими глазами и оскаленным ртом, набитым кривыми острыми зубами. Солдат спасал девушку, а заодно и себя.

И шли вперед непобедимые «панцеры», сметая русские танки, а самолеты с крестами армадой неслись на врага.

Возможно, сколько-то дней назад эти картинки поднимали дух и солдат, и жителей Берлина. Но сейчас они выглядели дурной насмешкой. Красная Армия упорно наступала, ее солдаты совсем не походили на карикатурных персонажей листовок и уже вступили в Берлин. Не лучше обстояли дела на других участках фронта.

Самоходки шли через линию прорванной обороны. Из перепаханных артиллерийским огнем траншей доносился трупный запах, торчало смятое железо.

Лица мертвых немецких солдат не выражали плакатного мужества. Серая кожа, безвольно отвисшие челюсти, мутный взгляд в никуда. Их было много. Часть тел стащили с дороги, чтобы не превращать ее в месиво.

Других убрать не успели, их расплющили, разорвали гусеницы танков. Германские пушки разных калибров, которые должны были остановить нашествие с востока, были смяты, искорежены. Некоторые стояли в капонирах совершенно невредимые, высились ящики снарядов. Расчеты были убиты либо сбежали, спасая свою жизнь.

Бои шли упорные, и трусливо бежавших было мало. Сгоревшие «тридцатьчетверки» стояли возле таких же обгорелых «панцеров» и штурмовых орудий. Тела наших погибших бойцов в основном убрали, но в разных местах еще лежали солдаты в знакомых защитных шинелях или бушлатах.

Приветствуя «зверобоев», из наполовину обрушенного дома вылетел шипящий заряд фаустпатрона. До машины не долетел, взорвался среди постриженных кустов, которые вспыхнули ярким костром. Одна из самоходок, развернувшись, выпустила фугасный снаряд, обрушилось полстены. Десантники азартно стреляли из автоматов.

— Достаточно, — высунувшись из люка, скомандовал Фомин. — Еще настреляетесь.

После долгого марша самоходки остановились в небольшом парке под прикрытием деревьев. Развернулась полевая кухня, подъехал бензовоз, заправляли машины горючим. Затем загружали снаряды, в том числе усиленные бетонобойные.

Комендантский взвод выставил посты, десантники улеглись спать. От начальства вернулся командир полка Пантелеев и рассказал в общих словах обстановку в городе.

Бои идут повсеместно. Берлин укрепили основательно. Пехота продвигается вместе с танками, самоходками, орудиями. Особую опасность представляют бетонные бункеры и доты, а также гранатометчики, засевшие в развалинах.

— Большие потери несем от огня фаустпатронов. Стреляют из подвалов, канализационных люков и сразу исчезают. В общем, без десанта и пехоты ни шагу.

— Сколько отсюда до Рейхстага? — спросил комбат Петр Тырсин.

— Километров пять по прямой. Но вы сами знаете, на войне напрямик не ходят.

— А имперская канцелярия Гитлера? Вот бы кого взять. Сразу война кончится.

— Мужики, — отмахнулся Пантелеев. — Давайте про Гитлера речь вообще не вести. Его разыскивают те, кому положено. У нас будет своя задача. Через пару часов вы ее получите. А пока готовьте машины и отдыхайте.

Когда все стали расходиться, Пантелеев придержал Чистякова.

— Александр, сходите вместе с Фоминым, оглядитесь. С собой возьмите пару-тройку десантников, саперов. От полка дальше, чем на километр, не удаляйтесь.

Шли цепочкой. Впереди двое саперов, за ними подполковник Фомин и Чистяков. Трое десантников из взвода разведки настороженно оглядывались по сторонам. Впрочем, пока вокруг находились наши передовые части.

Разворачивались батареи разных калибров, в том числе зенитные. Дивизион «катюш» спешно маскировали и окапывали. Гвардейские минометы «катюши» предназначались для ведения огня по площадям. Значит, центр города пока в руках немцев.

Это опровергало скоропалительные высказывания политработников, что наши части прорвались едва не к Рейхстагу.

— Впереди еще Шпрее, — заметил Фомин. — Река, считай, посреди города течет. Хоть и неширокая, за то простреливается вдоль и поперек.

Мимо проехали несколько повозок с ранеными.

— Что, машин не хватает? — спросил один из разведчиков.

— Мы от вокзала раненых вывозим, — ответил санитар. — Там сплошные развалины, только лошадки и выручают. В некоторых местах машины не пройдут, только танки да наши повозки.

Задавать вопрос «как там?» никто не стал. Судя по нестихающей стрельбе, взрывам снарядов и мин, бои не прекращаются. Вышли к железной дороге. Поезда последние недели здесь не ходили.