— Вы, конечно, ошибаетесь, господин Гуттер, думая, что Гэрри намерен вас оставить, — простодушно заметил Зверобой. — Ошибаетесь еще больше, если полагаете, что я последовал бы за ним в этом случае и бросил бы на произвол судьбы целое семейство, поставленное в затруднительное положение. Вы знаете, зачем я пришел: завтра будут окончены мои переговоры с молодым делаваром, и потом вот вам моя рука и с нею надежный карабин, который еще ни разу не дал промаха на охоте за зверьем. Очень буду рад, если он принесет такую же пользу и в военное время.
— Стало-быть, я могу рассчитывать на вашу помощь, защищая дочерей?
— Очень можете. Том Пловучий, если таково ваше имя. Я стану защищать их до последней капли крови, как брат защищает свою сестру и муж жену. Да, вы можете положиться на меня во всех затруднительных случаях, и то же, надеюсь, скажет вам Скорый Гэрри, если дорожит своею честью.
— Нет, нет! — вскричала Юдифь, полуотворяя дверь. — Скорый Гэрри столько же опрометчив на словах, как и на деле. Он взапуски бросится от нашего семейства, лишь только почует опасность для своей смазливой наружности. Ни старик Том, ни его дочери не могут рассчитывать на легкомысленный и фальшивый характер Генриха Марча. Все мы будем надеяться на вас, Зверобой, потому что ваше открытое лицо и добрая воля ручаются за искренность ваших слов.
Однако, в ее словах было больше досады, чем искренности, и Марч с неудовольствием подметил в ее глазах выражение презрения. Но это выражение мгновенно изменилось, когда она бросила мягкий и благодарный взгляд на Бумпо. Все это ясно видел Генрих Марч.
— Оставь нас, Юдифь! — строго вскричал Гуттер прежде, чем молодые люди успели ответить. — Можешь притти сюда с ужином, когда он будет готов. Видите ли, господа, ее избаловали глупой лестью крепостные офицеры, которые наезжают сюда по временам. Надеюсь, Гэрри, ты не обратишь внимания на ее ребяческую выходку.
— Что правда, то правда, дядя Том, — отвечал Гэрри, раздосадованный замечаниями Юдифи. — Эти молодые вертопрахи решительно вскружили голову твоей дочери. Я просто не узнаю Юдифи, и ее сестра начинает мне нравиться гораздо больше, чем она.
— И прекрасно, молодой человек. Гэтти, поверь мне, гораздо рассудительнее своей сестры, и, по моему мнению, из нее выйдет самая верная, самая преданная жена.
— Конечно, дядя Том, вернее Гэтти не сыскать жены в целом мире, но насчет ее рассудительности можно еще поспорить — отвечал Гэрри, улыбаясь. — Но об этом речь впереди. Я очень благодарен Зверобою, что он ответил за меня. Каковы бы ни были мои отношения к твоей старшей дочери, я не оставлю тебя, старик, можешь в этом быть спокоен.
Гуттер выслушал это обещание с видимым удовольствием, которого и не скрывал. Физическая сила такого человека, как Генрих Марч, уже известного своею храбростью, была при настоящих обстоятельствах для него надежным оплотом. За минуту до этого старик готов был оставаться только в оборонительном положении, теперь же его мысли мгновенно переменились, и он уже обдумывал план наступления.
— Можно рассматривать все предметы с двух различных сторон, — начал старик с двусмысленной улыбкой, — и, вероятно, найдутся совестливые люди, которые сочтут не совсем благородным проливать человеческую кровь за деньги. Мне, однако, кажется, что если уже заведен обычай убивать друг друга на военной тропе, то ничто не помешает к волосам дикаря прибавить малую толику звонкой монеты. Что ты думаешь об этом, Гэрри Марч?
— А то, что ты делаешь страшную ошибку, дядя Том, когда кровь дикарей называешь человеческой кровью. По-моему, срезать кожу с черепа индейца — то же, что окарнать уши собаке или волку, и, разумеется, глупо в том или в другом случае отказываться от законного и заслуженного барыша. О белых, конечно, мы не говорим: они имеют врожденное отвращение к сдиранию кожи; между тем индейцы бреют себе голову как-будто нарочно для ножа. На маковке у них шутовской клочок волос, разумеется, для того только, чтоб удобнее было делать эту операцию.
— Вот это по-нашему, любезный Гэрри! — отвечал старик, не скрывая своей радости. — Теперь мы разделаемся по-свойски. Мы подготовим индейцам такой праздник, какой им не снился. Вы, Зверобой, конечно, разделяете образ мыслей вашего товарища. Деньги — всегда деньги, хоть бы они были выручены за индейский скальп.
— Нет, я не разделяю подобных взглядов. Я стану защищать вас, Томас Гуттер, на ковчеге, в замке, в лесу, на лодке, везде, но никогда не изменю велению своего чувства. Вы хотите денег за индейские скальпы? Идите куда вам угодно, а я остаюсь здесь для защиты ваших дочерей. Сильный должен защищать слабого. Это в порядке вещей, и мои руки к вашим услугам.
— Скорый Гэрри, воспользуйтесь этим уроком! — послышался из другой комнаты кроткий, но одушевленный голос Юдифи. Это доказывало, что она слышала весь разговор.
— Замолчишь ли ты, Юдифь? — закричал рассерженный отец. — Ступай прочь! Мы толкуем о вещах, о которых не должны слышать женские уши.