Зверобой

— Прощайте, Гэрри! Прощайте, любезный Гэрри! Идите осторожно по лесам и не останавливайтесь нигде до прибытия вашего в крепость. Гуронов слишком много в этих местах, и такого человека, как вы, они не пощадят, как меня.

Генрих Марч почти никогда не обращал внимания на Гэтти и даже грубо отзывался о ее недостатках. На этот раз, однако, прощальное приветствие бедной девушки растрогало его до глубины души. Он остановил лодку и вскочил на край парома.

— Вы, Гэтти, добрая девушка, и мне очень приятно на прощанье пожать вам руку. Юдифь совсем не стоит вас, несмотря на свою красоту… Если вашу искренность считать признаком здравого смысла, то вы гораздо умнее и Юдифи, и всех девиц, каких только я знаю.

— Пожалуйста, любезный Гэрри, ничего не говорите против Юдифи, — сказала Гэтти умоляющим тоном.

— Пусть будет, что будет, а чему быть, того не миновать. Если еще раз мы увидимся с вами, вы найдете во мне искреннего друга, готового оказать вам всякую услугу. Я не был, правда, большим приятелем вашей матушки и часто с ней спорил, но старый Том и я решительно всегда сходились в своих мыслях. Храбрый он был человек и мастер в своем роде. Это я готов твердить до конца своей жизни.

— Ну, прощайте, любезный Гэрри! — сказала молодая девушка, желавшая теперь, сама не зная почему, скорее расстаться с красивым гигантом. — Берегитесь же во время этих странствований по густому лесу.

Генрих Марч, не говоря больше ни слова, искренно пожал руку Гэтти Гуттер и перепрыгнул в лодку. Через минуту он был уже на сто футов от ковчега; еще минута, — и лодка совершенно скрылась из вида. Гэтти глубоко вздохнула и, склонив голову, побрела к сестре.

Несколько минут Зверобой и его товарищ гребли молча. Было решено, что Марч выйдет на берег в том самом месте, где они пристали в первый раз, так как гуроны не обращали внимания на этот пункт и притом здесь он лучше знал дорогу. Менее чем в четверть часа легкий челнок, управляемый сильными руками, остановился в назначенном месте.

— Смотри же, Генрих Марч, — сказал Зверобой, — по прибытии в крепость ты немедленно поспеши к коменданту и упроси послать военный отряд против этих бродяг. Ты еще лучше сделаешь, если вызовешься сам проводить солдат, потому что ты отлично знаешь все эти места. Ступай сперва к лагерю гуронов и преследуй их по пятам, если они уйдут вперед. Авось, солдаты зададут им такую острастку, какой они долго не забудут. Для меня тут не будет личных выгод, потому что завтра вечером, при солнечном закате, моя судьба будет решена, но все это, без сомнения, спасет бедных сирот.

— Чего же сам ты ожидаешь, любезный Натаниэль? — спросил Гзрри с видом искреннего участия:

— Облака на горизонте мрачны и грозны, и я готовлюсь ко всему. Жажда мщения томит и пожирает сердце мингов: они обманулись в надежде обогатиться сокровищами замка, раздражены похищением Вахты, и смерть их воина, убитого мною, у них свежа в памяти. По всей вероятности, я умру в пытках.

— Да ведь это адская штука, чорт побери, и пора положить ей конец! — вскричал Гэрри в бешеном порыве. — Не даром старик Том и я собирались оскальпировать весь их лагерь, когда нарочно для этого отправились из замка. Если бы ты, Зверобой, не остался позади, успех наш был бы полный. Однако, я надеюсь, ты не имеешь серьезного намерения добровольно отдать себя в руки этих злодеев? Ведь это было бы отчаянным поступком сумасброда или просто дурака.

— Некоторые люди действительно считают сумасбродством держать данное слово; зато есть и такие люди, Генрих Марч, которые считают это своей обязанностью: я из числа последних. Пусть минг, убежденный моим примером, не жалуется на вероломство белого человека. Прощай, Генрих Марч; может-быть, мы больше не увидимся.

С этими словами товарищи расстались, Марч углубился в лес, проклиная про себя человеческое сумасбродство. Зверобой, напротив, сохранил все свое спокойствие. Верный принятым правилам и непреклонный в своих решениях, он смотрел на будущее, как на неизбежное, и не старался от него освободиться. Постояв на берегу несколько минут, он воротился к лодке и, прежде чем взяться за весла, бросил взгляд вокруг себя. Была ночь, и на небе ярко сияли звезды. С этого места первый раз в своей жизни он увидел прекрасную ровную поверхность воды, на которой теперь колыхался его челнок. Тогда она была великолепна при блеске яркого солнца; теперь, в ночном мраке, красота ее навевала печаль. Горы, как мрачные ограды, возвышались вокруг, заслоняя собою внешний мир, и лучи бледного света в самой широкой части этого бассейна служили символом слабой надежды, едва мерцавшей в дали будущего.

Вздохнув от глубины души, Зверобой оттолкнул лодку и быстро поплыл к осиротелому жилищу Канадского Бобра.

Глава XXIV