Зверочеловекоморок

Мы стояли по грудь в воде. В воде холодной как лед, пахнущей спиртом и какой-то кислятиной. Была полная темнота, только через минуту я услыхал жужжание Эвиного динамо. Постепенно стали вырисовываться очертания огромного подземелья замка со скелетами старых больничных коек. На поверхности воды поблескивали десятки крошечных водоворотов. Где-то за стеной пронзительно верещали ласточки.

— Ох, Петр, Петр! — закричала Эва.

Я услышал сильный всплеск, и фонарик погас. Это Эва стремглав бросилась ко мне. Я почувствовал на голове, на лице ее холодные скользкие пальцы.

— Как хорошо, — рыдала она. — Как хорошо, что ты с нами.

— Ну ладно, ладно. — Я с трудом оторвал ее дрожащие руки. — Я больше никогда не оставлю вас одних. Пусти, задушишь.

— Нет. Не пущу. Мне ужасно страшно. Петр, Петр, неужели мы умрем?

— Я вас спасу, только дайте мне пятнадцать минут.

— Опять исчезнешь?

— Нет, клянусь.

Я изо всех сил оттолкнул ее и отскочил к той стене, за которой мы слышали царапанье Фели. Эва начала судорожно нажимать рычажок своего фонарика. Луч красноватого света заметался по стенам и упал на меня.

— Не бойся, я не ухожу, — крикнул я.

Но она уже брела ко мне в густой, как масло, воде. А я повернулся к стене и стал ощупывать влажные кирпичи. Эва с отчаянием утопающего схватила меня за плечи, потом обвила руками шею. При этом она выла каким-то странным, тонким и хриплым, голосом. Выла на одной ноте, не переводя дыхания, и все сильнее сдавливала мне шею. Я дернулся, разорвал сжимающее горло кольцо и вслепую наотмашь ударил ее по лицу. Она дико вскрикнула, схватилась за щеку и вдруг умолкла, а я, освободившись, снова стал шарить по щербатой стене. И вскоре нашел не то углубление, не то трещину, заполненную высохшим илом.

— Посвети, — приказал я.

Истерически всхлипывая, Эва заработала своим динамо, и я отчетливо разглядел стену, отличающуюся от других: казалось, ее поставили сравнительно недавно. Я выскреб из промежутков между кирпичами сколько смог ила. Потом достал из нагрудного кармана капсюли. К счастью, они не намокли. Я тщательно распрямил концы отливающих золотом проводов. За стеной кто-то завыл.

— Отойди, Феля! — крикнул я. — Как можно дальше!

И воткнул детонаторы в щель между кирпичами.

— Слышишь, Феля? Беги в коридор. Тигрица жалобно заскулила и затихла.

— Держись за мою руку, — сказал я Эве, — и свети, все время свети.

И потянул ее за нагромождение железных кроватей, насколько позволяла длина проводов. Эва ничего больше не говорила, только дрожала всем телом, и эта дрожь передалась мне. Я тоже затрясся.

— Дай фонарик. Эва послушно отдала.

— Сейчас будет темно, но ты не бойся. — Я старался говорить спокойно. — И покрепче уцепись за мой скафандр.

Она опять заплакала, на этот раз, правда, тихонько, без надрыва. Одну руку засунула мне под скафандр; ощущение было такое, будто за пазуху скользнул насмерть перепуганный мокрый зверек. Но я промолчал и торопливо вынул из фонарика закрывающее лампочку стеклышко. Выскользнув у меня из пальцев, оно со всплеском упало в эту мерзкую воду.

— Что случилось? — защелкала зубами Эва, впиваясь ногтями мне в ребра.

— Ничего. Я случайно шлепнул по воде. Эва мне не поверила; я чувствовал, что она напряженно прислушивается к моим движениям. А я выкрутил лампочку из фонарика — очень осторожно, однако окоченевшие пальцы не удержали крохотный стеклянный шарик.

— Со светом можно попрощаться, — тихо пробормотал я.

— Что ты сказал? — всхлипнула Эва.

— Я сказал, что все будет хорошо.

— А чем ты там занимаешься?

— Стой спокойно, ты мне мешаешь.

— Ох, мама, мама… Помоги нам, мамочка.

А у меня чуть волосы на голове, хоть были мокрые и слипшиеся, не встали дыбом. С огромным трудом, исколов все пальцы, я присоединил провода к фонарику.

— Зайди мне за спину и присядь в воду. Поглубже, — шепнул я.

— Зачем? Я уже неживая. Ничего не хочу.

— Делай, что говорю, сейчас мы будем спасены.

Она протиснулась за мою спину и со стоном присела прямо в отвратительную жижу. Я спрятался за кровать и уже хотел было нажать рычажок фонарика, как вдруг у меня мелькнула страшная мысль.

— Себастьян! — крикнул я.

— Себастьян! — закричала следом за мной Эва.

Никто не отозвался.

— Он остался там, — шепнул я.

— Где? Я же его видела.

— Когда?

— Да только что, когда зажгла фонарик. Он сидел на самой верхней кровати.

— Себастьян! — крикнул я еще громче.

С минуту было тихо, мы слышали только ласточек, у которых где-то за стеной были гнезда с птенцами. Потом звякнуло железо.

— Я здесь, — узнали мы бас Себастьяна. — Ты меня звал, старик?

— Немедленно спрячься. Слезай с койки и в воду. Как можно глубже.

— О bloody, у меня голова кружится.

— Не теряй времени, — повторил я его любимую присказку. — Ну, быстро!

Он с шумом плюхнулся в воду. Долго ворочался, грохоча железными кроватями, и наконец затих.

— Готов? — спросил я.

— Готов, — невнятно пробормотал дог.