Зверочеловекоморок

Я нажал рычажок фонарика. Он с жалобным скрипом поддался. Я стал нажимать все сильнее и сильнее, пока скрип не превратился в непрерывный пронзительный визг. И вдруг мощным ударом нас сбило с ног и мы в мгновение ока оказались под водой. Я задергался, пытаясь зацепиться за что-нибудь устойчивое и выбраться на поверхность, но какая-то сила закрутила меня, швырнула на кирпичный пол, и я с ужасом подумал, что никогда больше не вдохну воздуха. Однако, наверно в последний момент, сумел оттолкнуться пятками от твердого пола и, рванувшись всем телом, вынырнул. Закашлялся, из ноздрей брызнула вода. Рядом во взбаламученную воду падали сверху кровати. Что-то сдавило мне грудную клетку, я стал отрывать железные скобы, но это оказались всего лишь Эвины руки.

— Ты жива? — с трудом выдавил я.

— Не знаю, — шепнула она.

Откуда-то справа потянуло сквозняком. Я явственно ощутил на щеке холодное дуновение. И этот холодок постепенно становился теплее.

— Себастьян! — позвал я.

Забурлила вода. Себастьян толкнул меня, чуть не опрокинув, своей огромной башкой.

— Что это было? — спросил он совершенно трезвым голосом. — Неужели астероид?

— Ты уже забыл, на каком мы свете? Я взорвал стену.

— Чем?

— Стянул у пиротехника капсюли.

— Оттуда принес?

— Да.

Себастьян задумался, а потом произнес упавшим голосом:

— Нехорошо. Я ведь предупреждал.

— По-твоему, лучше было загнуться в этой тухлой воде?

— Оттуда ничего нельзя приносить.

— Кто это тебе сказал?

— Так мне кажется, — уныло пробормотал он. — Я боюсь, старик.

— Не болтай чепухи. Чувствуешь ветерок? Но Себастьян озабоченно молчал.

— Пошли, — сказал я.

Мы стали пробираться в ту сторону, откуда веяло этим теплым холодком. Я сразу заметил, что вода немного спала и бормочет чуть веселее. Эва судорожно цеплялась за мой скафандр.

— Это все потому, что у нас есть камень, — шепнула она.

— Не потеряла?

— Я его спрятала под платье. Теперь уже никогда не потеряю.

Себастьян, который шел впереди, вдруг споткнулся.

— Ох, бляха муха! Осторожнее, кирпичи. Мы взобрались на баррикаду из кирпичных обломков и с самого верха съехали вниз, где воды было уже совсем мало. Себастьян опустил голову, принюхиваясь.

— Ну что? — спросил я.

— Пахнет соломенной трухой. Но не от старых сенников, солома свежая. Ужасно едкий запах, как от табака.

Мы брели ощупью, держась за выщербленные стены. Время от времени к ногам прилипало что-то мокрое, похожее на листья лопуха. Я выудил из воды осклизлый обрывок. И увидел, вернее, с трудом разглядел на полуистлевшем листке какой-то график, вероятно страничку из истории болезни, — в больницах такие вешают на спинку кровати. Температурная кривая зигзагами взбиралась вверх и резко обрывалась.

— Я уже вижу твою спину, — тихо сказала Эва.

— Мы идем по давним несчастьям, — сказал я.

— В этом замке был военный госпиталь, — объяснил Себастьян. — Госпитали больше всего любят бомбить.

— А откуда свет?

Я почувствовал под ногами то ли мох, то ли траву. Пронзительно кричали ласточки, но голоса их доносились уже не из-за стены, а откуда-то сверху, словно над нами был высокий свод костела, к которому прилепились глиняные птичьи гнезда.

Себастьян остановился. Глубоко, с хрипом вздохнул всей своей огромной грудью, энергично отряхнулся, обдав нас фонтаном брызг.

— Мы свободны, — бесстрастно проговорил он.

— А когда кончится этот коридор? — спросил я. Себастьян помолчал, почесывая лапой за обкорнанным ухом.

— Уже кончился. Посмотри назад. Светает.

Я торопливо оглянулся. Небо было уже зеленоватым, а в одном месте вдоль горизонта разливалась водянистая краснота. Мы уже видели друг друга, хотя еще довольно смутно. На спинах и плечах дрожали холодные блики. Я еще никогда в жизни не просыпался так рано. И почему-то с опаской наблюдал за этим странным рассветом, похожим на затмение солнца.

Над нами без устали носились ласточки, растревоженные взрывом. Я уже различал зигзаги, которые они чертили на зеленовато-синем небе.

— Ночью был дождь, — негромко сказал Себастьян. — Потому и затопило подвал.

— Нет, это Терп, — возразила Эва и, испуганно поглядев на меня, прикусила язык. — Быстрее бежим отсюда.

— В город? — спросил я.

— Да. Там он уже ничего нам не сделает. Внезапно она присела на корточки, и я увидел на земле что-то трепещущее, похожее на птицу с оторванным крылом. Но это был волшебный камушек, материнский подарок, талисман с южных островов.

— Город там. — Эва указала на проем в развалинах.

В эту минуту кусты неподалеку от нас громко зашуршали, и оттуда выкатился, как мне показалось, огромный камень. Я одним прыжком подскочил к Эве и заслонил ее. Но этот камень, а может, охапка сена, короче, это нечто резко остановилось перед Себастьяном, высунуло огромный нечистый язык и принялось нежно лизать его морду. Пес-изобретатель, защищаясь, поднял лапу и неуклюже попятился.

— Убирайся, Феля. Пошла вон. Брысь!

Однако тигрица не в силах была сдержать переполняющую ее радость. Подвывая, она прыгала вокруг Себастьяна, бодала его облезлой башкой, хватала беззубыми деснами огрызок хвоста. Себастьян украдкой вытирал свои черные губы и с отвращением ворчал: