Зверочеловекоморок

– Сейчас будет темно, но ты не бойся. – Я старался говорить спокойно. – И покрепче уцепись за мой скафандр.

Она опять заплакала, на этот раз, правда, тихонько, без надрыва. Одну руку засунула мне под скафандр; ощущение было такое, будто за пазуху скользнул насмерть перепуганный мокрый зверек. Но я промолчал и торопливо вынул из фонарика закрывающее лампочку стеклышко. Выскользнув у меня из пальцев, оно со всплеском упало в эту мерзкую воду.

– Что случилось? – защелкала зубами Эва, впиваясь ногтями мне в ребра.

– Ничего. Я случайно шлепнул по воде. Эва мне не поверила; я чувствовал, что она напряженно прислушивается к моим движениям. А я выкрутил лампочку из фонарика – очень осторожно, однако окоченевшие пальцы не удержали крохотный стеклянный шарик.

– Со светом можно попрощаться, – тихо пробормотал я.

– Что ты сказал? – всхлипнула Эва.

– Я сказал, что все будет хорошо.

– А чем ты там занимаешься?

– Стой спокойно, ты мне мешаешь.

– Ох, мама, мама… Помоги нам, мамочка.

А у меня чуть волосы на голове, хоть были мокрые и слипшиеся, не встали дыбом. С огромным трудом, исколов все пальцы, я присоединил провода к фонарику.

– Зайди мне за спину и присядь в воду. Поглубже, – шепнул я.

– Зачем? Я уже неживая. Ничего не хочу.

– Делай, что говорю, сейчас мы будем спасены.

Она протиснулась за мою спину и со стоном присела прямо в отвратительную жижу. Я спрятался за кровать и уже хотел было нажать рычажок фонарика, как вдруг у меня мелькнула страшная мысль.

– Себастьян! – крикнул я.

– Себастьян! – закричала следом за мной Эва.

Никто не отозвался.

– Он остался там, – шепнул я.

– Где? Я же его видела.

– Когда?

– Да только что, когда зажгла фонарик. Он сидел на самой верхней кровати.

– Себастьян! – крикнул я еще громче.

С минуту было тихо, мы слышали только ласточек, у которых где-то за стеной были гнезда с птенцами. Потом звякнуло железо.

– Я здесь, – узнали мы бас Себастьяна. – Ты меня звал, старик?

– Немедленно спрячься. Слезай с койки и в воду. Как можно глубже.

– О bloody, у меня голова кружится.

– Не теряй времени, – повторил я его любимую присказку. – Ну, быстро!

Он с шумом плюхнулся в воду. Долго ворочался, грохоча железными кроватями, и наконец затих.

– Готов? – спросил я.

– Готов, – невнятно пробормотал дог.

Я нажал рычажок фонарика. Он с жалобным скрипом поддался. Я стал нажимать все сильнее и сильнее, пока скрип не превратился в непрерывный пронзительный визг. И вдруг мощным ударом нас сбило с ног и мы в мгновение ока оказались под водой. Я задергался, пытаясь зацепиться за что-нибудь устойчивое и выбраться на поверхность, но какая-то сила закрутила меня, швырнула на кирпичный пол, и я с ужасом подумал, что никогда больше не вдохну воздуха. Однако, наверно в последний момент, сумел оттолкнуться пятками от твердого пола и, рванувшись всем телом, вынырнул. Закашлялся, из ноздрей брызнула вода. Рядом во взбаламученную воду падали сверху кровати. Что-то сдавило мне грудную клетку, я стал отрывать железные скобы, но это оказались всего лишь Эвины руки.

– Ты жива? – с трудом выдавил я.

– Не знаю, – шепнула она.

Откуда-то справа потянуло сквозняком. Я явственно ощутил на щеке холодное дуновение. И этот холодок постепенно становился теплее.

– Себастьян! – позвал я.

Забурлила вода. Себастьян толкнул меня, чуть не опрокинув, своей огромной башкой.

– Что это было? – спросил он совершенно трезвым голосом. – Неужели астероид?

– Ты уже забыл, на каком мы свете? Я взорвал стену.

– Чем?

– Стянул у пиротехника капсюли.

– Оттуда принес?

– Да.

Себастьян задумался, а потом произнес упавшим голосом:

– Нехорошо. Я ведь предупреждал.

– По-твоему, лучше было загнуться в этой тухлой воде?

– Оттуда ничего нельзя приносить.

– Кто это тебе сказал?

– Так мне кажется,– уныло пробормотал он. – Я боюсь, старик.

– Не болтай чепухи. Чувствуешь ветерок? Но Себастьян озабоченно молчал.

– Пошли, – сказал я.

Мы стали пробираться в ту сторону, откуда веяло этим теплым холодком. Я сразу заметил, что вода немного спала и бормочет чуть веселее. Эва судорожно цеплялась за мой скафандр.

– Это все потому, что у нас есть камень,– шепнула она.

– Не потеряла?

– Я его спрятала под платье. Теперь уже никогда не потеряю.

Себастьян, который шел впереди, вдруг споткнулся.

– Ох, бляха муха! Осторожнее, кирпичи. Мы взобрались на баррикаду из кирпичных обломков и с самого верха съехали вниз, где воды было уже совсем мало. Себастьян опустил голову, принюхиваясь.

– Ну что? – спросил я.

– Пахнет соломенной трухой. Но не от старых сенников, солома свежая. Ужасно едкий запах, как от табака.

Мы брели ощупью, держась за выщербленные стены. Время от времени к ногам прилипало что-то мокрое, похожее на листья лопуха. Я выудил из воды осклизлый обрывок. И увидел, вернее, с трудом разглядел на полуистлевшем листке какой-то график, вероятно страничку из истории болезни, – в больницах такие вешают на спинку кровати. Температурная кривая зигзагами взбиралась вверх и резко обрывалась.

– Я уже вижу твою спину,– тихо сказала Эва.

– Мы идем по давним несчастьям, – сказал я.