Животные пришли в замешательство и смолкли. Мюриель принялась было читать по слогам, но Бенджамин отпихнул ее и средь мертвой тишины выкрикнул: "Альфред Симонс. Виллингдон. Убой лошадей и варка клея. Торговля шкурами и костяной мукой. Поставка мяса на псарни".
- Вы понимаете, что это значит? Боксера везут на живодерню!
Раздались крики ужаса. Но в этот миг человек на козлах хлестнул своих лошадей, и фургон выкатил со двора. Все выбежали вслед за фургоном, крича что было сил. Кашка бежала впереди всех. Фургон набирал скорость. Силясь пуститься вскачь на негнущихся ногах, Кашка с трудом перешла на неровный галоп. "Боксер, - ржала она, - Боксер! Боксер! Боксер!"
В эту минуту Боксер как будто услышал шум снаружи, и морда его с белой полоской появилась в маленьком заднем окошечке фургона.
- Боксер! - ржала Кашка в отчаянии. - Боксер! Прыгай! Прыгай скорее! Они везут тебя на смерть!
- Прыгай, Боксер, прыгай! - подхватили остальные, но набиравший скорость фургон уже уносился от них. Было даже неясно, дошел ли до Боксера смысл слов Кашки. Но тут вдруг его морда в окошке исчезла, а из фургона послышались звуки барабанящих в стены копыт. Видимо, он пытался пробиться на волю. В былые времена Боксеру хватило бы двух ударов копытами, чтобы разнести фургон в щепки. Но, увы, силы уже оставили его. Звуки ударов ослабли, а еще через несколько секунд стихли совсем. В отчаянии животные стали взывать к уносившим фургон лошадям. "Товарищи звери! Товарищи! Остановитесь! Не губите Боксера! Он ваш брат!". Но две глупые и невежественные скотины даже не понимали, о чем это им кричат, только поводили ушами и все ускоряли бег. Морда Боксера больше не показывалась в окошке. Кто-то все-таки догадался, что надо обогнать фургон и захлопнуть окованные железными скрепами ворота, но было уже поздно. Через минуту фургон миновал их и быстро исчез на дороге внизу.
Боксера никто больше не видел никогда. Через три дня было объявлено, что он скончался в Виллингдонской больнице, окруженный наивысшим вниманием и заботой, какие когда-либо выпадали на долю лошади. Новость принес Визгун, уверявший, что присутствовал при последних часах жизни Боксера.
- Я в жизни не видел более трогательного зрелища, - хрюкал Визгун, смахивая слезу. Я был с ним до самой его кончины. И уже перед смертью, уже теряя голос, он прошептал мне на ухо: "Единственное, о чем я сожалею, что мельница еще не достроена! Вперед, товарищи! - прошептал он мне. - Вперед к победе Зверизма! Да здравствует Зверская Ферма, да здравствует товарищ Наполеон! Наполеон всегда прав!" - таковы были его последние слова, товарищи!
Вдруг весь облик Визгуна переменился. Он на мгновение смолк, его маленькие глазки подозрительно пометались в одну сторону, в другую - и он продолжил:
- Нам стало известно, - сказал он, - что когда Боксера увезли, кто-то распустил неумный и вредный клеветнический слух, порочащий нашу ферму. На фургоне будто бы заметили надпись "Убой лошадей" и вообразили, что Боксера увозят на живодерню. Кто мог придумать эту глупость? Я уверен, что вы лучшего мнения о нашем любимом вожде, товарище Наполеоне, - вопил Визгун возмущенно, дергая животиком и прыгая из стороны в сторону. - А все это очень просто объяснить, товарищи! Раньше фургон принадлежал живодеру, который продал его ветеринару-хирургу, а тот еще не замазал старую надпись. Вот так возникла эта ошибка.
Животные выслушали его с большим облегчением. А когда Визгун пустился в описания дальнейших подробностей мужественного поведения Боксера на смертном одре, забот, которыми он был окружен, дорогостоящих лекарств, невзирая на цены заказанных для него Наполеоном, последние сомнения отпали. Боксер, по крайней мере, умер счастливым; эта мысль смягчала им горечь утраты.
В следующее воскресное утро Наполеон сам появился на собрании и произнес краткую памятную речь о Боксере. Вернуть останки Боксера для погребения на ферме, как оказалось, не было возможности. Но он, Наполеон, велел сделать большой венок из лавра, растущего в саду, и послать его на могилу Боксера. "А еще через несколько дней, - сказал Наполеон, - свиньи устроят Боксеру торжественные поминки". Наполеон закончил свою речь напоминанием о двух знаменитых изречениях Боксера: "Я буду работать еще упорней" и "Товарищ Наполеон всегда прав". "Эти замечательные изречения не мешало бы накрепко усвоить всем на ферме", - сказал он.
В день, назначенный для поминок, из Виллингдона прикатил фургон бакалейщика и доставил на ферму большой деревянный ящик. Весь вечер из дома доносились звуки шумных песен, пение потом перешло во что-то, очень похожее на неистовую перебранку, а окончилось все после одиннадцати часов ужасным грохотом разбитых стекол. До полудня в доме не шелохнулась ни единая душа. На ферме догадались, что свиньи, наверное, опять раздобыли где-то денег на ящик виски.
Глава десятая