Звезда

– Меня Ира, Ирина Борисовна, ваша завуч, берёт в школу гардеробщицей, на место прежней. Та старенькая, на пенсию…

– Нет! – вскричал я. – Даже не думай!

– Это ещё почему?

– А ты сама не понимаешь? Ты хоть подумала, в какое положение меня поставишь перед одноклассниками?

– Не понимаю, – с наездом заявила мать. – Я что, чем-то постыдным там буду заниматься?

– Да уж точно не почётным.

– Вот как? Это труд, а любой труд достоин уважения.

– Ты бы ещё полы пошла мыть!

– А у меня и полставки технички будет.

Я взвыл.

– Только попробуй, и я вообще тебя не знаю. Школу брошу! Разговаривать с тобой не буду!

– Да пожалуйста, – вскинулась мать. – Ишь какой чистоплюй вырос! Ты не знаешь цену деньгам и труду, а туда же. Как ты думаешь, куда я могу ещё пойти, не имея ни опыта, ни специальности? Ира, Ирина Борисовна, мне величайшее одолжение сделала, что вошла в наше положение и взяла меня к себе.

– Я сказал, пойдёшь в нашу школу хоть техничкой, хоть гардеробщицей – и я тебя не знаю.

Мать ещё целый вечер двигала мне высоконравственные речи, из коих следовало, что любой без исключения труд прекрасен, а кто этого не понимает, тот попросту убог.

Ну и я, само собой, – жалкий, ничтожный обыватель с раздутым на пустом месте апломбом. И раз я стыжусь своей матери, то она и подавно не желает меня знать.

Я отчаянно надеялся, что она передумает или же у неё что-нибудь не срастётся, но с понедельника она вышла на работу. Причём умчалась почти на час раньше меня.

Я подошёл с курткой к окну раздевалки. И ведь знал же, а всё равно в первый миг остолбенел, когда увидел её в тёмно-синем халате, какой носят технички. Чуть не поперхнулся, но молча сунул ей куртку.

С того дня мы больше с ней не разговаривали ни дома, ни тем более в школе. Иногда случалось проходить мимо неё, когда она со шваброй и ведром шла по коридору, и мы оба делали вид, что незнакомы. Даже один на один. Не говоря уж о том, когда со мной была компания. Но и дома стали совсем как чужие. Мы даже питались порознь. Я жарил себе яичницу, варил пельмени – покупала, правда, она – и всё мечтал, когда наконец закончу школу и уйду из дома. Не из дома, а от неё.

21

Это случилось сразу после майских праздников. Никто из наших не догадывался, что новая гардеробщица – моя мать. Нет, Чибис и Дубинина, само собой, это знали. Но помалкивали, да и кто с ними общается?

В тот день мы решили сбежать с информатики. Без всякой причины, просто захотели прошвырнуться по набережной. Если честно, я-то не сильно рвался гулять, но ковыряться в алгоритмах тем более не жаждал.

Ну а то, что мать увидела бы, как я прогуливаю, меня теперь не только не останавливало, а, наоборот, подогревало. Последний месяц я внаглую сбегал то с одного урока, то с другого. То заявлялся через полчаса после звонка. Стиснув челюсти, она принимала или выдавала одежду, но ни слова не говорила. Мы же друг с другом не разговариваем.

Первым к окошку раздевалки сунулся Сачков, сразу со стопкой номеров. Мать увидела меня, оглядела всех и вдруг высказалась:

– А вот не дам. Нечего с уроков сбегать.

– Не имеете права! – возмутилась Голубевская.

– Я вот сейчас позову Ирину Борисовну, и обсудим мои права и ваши обязанности.

– Ты чё, тётка? Берега попутала? А ну быстро выдала нам одежду! – крикнул Сачков.

Мальцев подтолкнул Яковлева, и тот добавил:

– Одна уже тут выступила. Теперь дома сидит. Тоже хочешь?

– Идите на урок, бесстыжие, – тихо сказала мать. На меня даже не посмотрела. И закрыла окошко.

– Ещё нам всякая поломойка указывать будет! – фыркнула Голубевская.

– Сейчас сама пойдёшь отсюда, коза! – влез Яковлев и смачно плюнул на стекло. – Вот сука! Ты…

Он не договорил, потому что я всадил ему апперкот в челюсть. И вдогонку – мощный тычок в кадык. Рухнул как подкошенный, распахнул рот и закашлялся, корчась на полу.

– Это тебе за козу, – рявкнул я. – А это – за суку.

И от души врезал ему в пах ногой. Яковлев взвыл на всю школу.

– Отпусти его, ненормальный! – закричала Голубевская.

Ко мне подбежали Сачков и Мальцев – поначалу-то они остолбенели, теперь же пытались схватить за руки.

– Решетников, ты чего творишь? Ты с ума сошёл?

– На хрен пошли! – я оттолкнул их, и снова ринулся к Яковлеву: – Вставай, урод! Извиняйся сейчас же перед моей матерью!

Я поднял его за шкирку и подтащил к окошку. Разбитыми губами он чуть слышно пролепетал извинения.

– А теперь вытирай за собой. Рукой вытирай, а то сейчас твоей мордой вытру! Вот так.

Мать всё это время стояла сама не своя. Потом прибежала Ирина Борисовна. Её кабинет – первый по коридору от гардероба.

– Так! Что здесь происходит? Одиннадцатый «А», в чём дело?

– Решетников избил Яковлева, – не моргнув глазом, слил меня Мальцев.

– А следующий ты на очереди, – крикнул я ему всё ещё в запале.

– Олег! – воскликнула Ирина Борисовна. – Тебе мало было неприятностей с Сорокиным? И так с трудом удалось замять дело! Ты хоть понимаешь, что второй раз с тебя совсем другой спрос будет? Ты пойдёшь уже как рецидивист и так легко не отвертишься. Да и вообще, что ты творишь? Создаётся впечатление, что ты…