Снейп сотворил эрзац сигареты, уже тлеющий на конце - иначе он не умел, только уже горящие эрзацы. Научился в своё время, чтобы не заморачиватся о спичках, которые постоянно куда-то девались из-под дрожащих после очередной неудачной попытки суицида, рук.
Ему осталось только подождать, пока Квотриус сотворит настоящие, пробирающие до самого нутра, сигареты. А пока он уничтожил, не прикасаясь к волшебной палочке, дымящую зазря «трубищу мира» так, что и пепла от неё не осталось. Северус подивился своим новым, возросшим умениям в магии, особенно, их страшной в сущности своей, мощи. Ведь таким же Макаром он мог испепелить и человека!
Маг Стихий справился со своей задачей на редкость быстро, умело и правильно, создав две очень ароматные трубочки из тонкого белого пергамента. Он не мог пока воссоздать папиросную бумагу потому, что никогда не держал её в руках, а вопринимал именно, как пергамент - бумаги же он не знал! Северус даже не успел дососать свой, показавшийся абсолютно безвкусным, эрзац, как в руке у него оказалась ароматная почти-сигарета.
- Благодарствую тебе, о мой возлюбленный Квотриус. Так я расскажу тебе… всё.
Выкурив одну и принявшись за вторую, полу-истлевшую в руках Квотриуса, ждущего откровения о науке курить правильно, так, чтобы мысли смешались в одну-единственную, о любви, Северус сказал:
- Я сподличал, и сильно. Виноват я перед тобою, о Квотриус мой.
-
Докурив вторую, Северус пришёл, наконец, в состояние полу-откровенности, решив пустить пробный шар и выяснить… насколько названный брат осведомлён о его, Сева, отношениях с Гарри. Он насколько мог медленно, чеканя каждый слог, высказался:
- Итак, я сподличал - я получил удовольствие от поцелуя с Гарольдусом.
Сам же тотчас создал эрзац и сунул его в зубы Квотриусу, ради искусственно созданного молчания последнего.
- Глубоко, смотри, не затягивайся, хуже будет.
- Ну и что в сём такового? - спокойно ответил брат, не успев ещё затянуться.
После долгого, выворачивающего кашля первой в жизни затяжки Квотриус практически тут же затянулся ещё раз, в полную силу сильных, больших лёгких. Сильно понравилось, значит.
- Он же мужчина, хоть по твоим словам, он ещё не стал им, ну, пусть юноша, тебе же нравлюсь я - тоже мужчина. А Гарольдус, по-моему, очень уж нравится тебе. Хотя и не ведаю что пришлось тебе, такому прекрасному, в нём по нраву. Он же уродлив, как демон Аида, как не замечаешь ты сего! Эти его странные, вечно прищуренные глаза, этот торчащий нелепо острый нос… И потом, он же совсем недавно был вшивым рабом, вспомни сам, как ты брезговал его.
- Хотя, думаю я, что суть твоего увлечения в его родстве с тобою по единому народу, единой крови. Верно, у тебя… во времени «твоём» все такие уроды, вот он и пришёлся по нраву тебе. Один лишь ты суть исключение из всех них, твоих соплеменников по изящности облика своего. Может ли быть таковое… Лишь только от того, что в тебе течёт кровь древнего, славного, прекрасного, величественного рода Снепиусов?
- Не думаю. Прошло столько веков… в общем, столько времени, сменилось даже имя самого рода, причём произошло сие дважды. Но… нет, не совсем так. Не сменилось, но корень родового имени просто видоизменялся вместе с произношением моего родного англского языка в веках… одним словом, во времени. Вот и всё, что осталось от Снепиусов - Снеп - Снейп.
- О Квотриус, звезда моя нездешняя, центр мира всего для меня, стержень бытия моего - вот, кто ты есть для меня. Если бы знал только ты, сколько иноземной, не англской даже крови в роде моём. Есть даже иудейская, представь себе, и соседей их и врагов, пока что простых кочевников, арабов, греческая, кочевников чрезвычайно дальних восточных степей - тюрков, о которых боле не улышать тебе, ибо время их ещё, к счастью для восточных ромеев, не пришло.