Но дым от пожара проник в лёгкие Гарри, и он чуть не задохнулся от запаха палёной, хоть и старой, дублёной кожи. Он собрался с силами и выскочил из уже рушащегося х`нарых`хэ потому, что пламя лизало уже его потолок, обваливающийся кусками прогоревших шкур внутрь. И в точку. Как только Гарри оказался снаружи горящего дома-шатра, тот тут же, с грохотом обрушился да прямо сразу и весь, и пламя вознеслось ввысь, к богам, живущим и в священных рощах, и высоко на небе в своих роскошных, нерукотворных х`нарых`хэ…
Никогда никто их живых, кроме друида, как он рассказывал громко и нараспев о своих славословиях богам и полученным от них повелениях, так, что слышно было даже рабам, не видывал этих богов. Но Х`ынгу не прислушивался к этим повелеваниям, а делал всё по-своему, не жил в мире с соседями, за что и пришло огромное несчастье в его, прежде такое гордое и жестокое, племя. И вовсе Гарри не виновен в пришествии воев в блистающих доспехах, это всё Х`ынгу дела небогоугодные! И вовсе не за что было пытать Гарри столь жестоко - до сих пор обожжённая спина болит. Только Х`ынгу своим небрежением к богам призвал такое громадное, не сказать, последнее потому, что оставались ещё живые, горе-несчастие на своё племя!
А вот молодые Истинные Люди - воины… Где же они? Поттер, пошатываясь от боли в обожжённой спине, сильно избитый, брёл по разорённому становищу Истинных Людей, и видел одних лишь мертвецов. Ни одного живого Истинного Человека или его бабы, или ребятёныша ему не встретилось. Все, кто остался в живых, попрятались после пожара, уничтожившего их х`нарых`, их зимнюю защиту от стужи и метелей, в обширном лесу.
Оказалось, много молодых воинов - кого убили при защите х`нарых`, многих же замучали до смерти - Гарри видел их страшные, очевидно, изнасилованные, раз с разорванными по швам штанами, с опалёнными ногами и штанинами, но все пробитые в сердце уже знакомым тонким остриём благородного хозяина, трупы.
А остальных молодых воев Истинных Людей и подростков, да и почти всех женщин с подросшими детьми, наверняка, поработили. Младенцев на этот раз убивать не стали - их просто оставили без матерей тем бабам, которые на сносях, у них всегда грудь полным-полна молоком.
-
Ведь был он вовсе не так глуп, как думает и говорит о нём прекрасный Сх`э-вэ-ру-у-с-с, хоть и оставался рабом по привычкам да и по мироощущению.
К смерти Гарри было не привыкать - мёрли воины с тяжёлыми, гноящимися, неизлечимыми ранами, с которыми даже сам священный друид, обладающий, без сомнения, некоторой магией, справиться не мог, и воинам устраивали пышные правильные похороны во всепоглощающем огне. Мёрли женщины от окотов. Мёрли во множестве и младенцы, и малые дети от всякой неопознанной заразы. Мёрли все, но не такой страшной смертью, как молодые воины, с опалёными пятками и разорванными на заду штанами, с явными следами насилия над собою. Те-кто-не-умер-вовремя тоже были искалечены, и старухи лежали с задранными бесстыдно, но не по своей воле, подолами, с окровавленными ляжками и икрами.
Но от вида истерзанных трупов мужчин, окровавленных тех-кто-не-умер-вовремя с перерезанным глотками, так, что головы почти отвалились от шеи, Гарри впервые в жизни почувствовал какую-то странную жгучую кислятину и горечь, медленно, но верно подступающие к самому горлу. Что это? Неужели блевота? Но Гарри никогда не блевал раньше. Ему стало сначала очень много пальцев раз, как страшно, а потом…
Потом его вырвало желчью. Много пальцев раз выворачивало его наизнанку, покуда он, незаметно для себя, добредя до родной, уже вырытой полу-землянки, вконец обессилев, тяжело дыша, опустился, почти что рухнул… Рядом с трупом Вудрэ, раба, который помог Гарри исцелить Тох`ыма после кровотечения. Когда Тох`ым уже почти стал тот-кто-умер, лишь изредка грудь его тогда поднималась и опускалась, да всё реже и реже, пока не перестала подниматься-опускаться вовсе… Жуткое воспоминание, лучше бы его Гарри забыть навсегда.
Уже не от вида страшных мертвецов, а именно из-за нахлынувшего, словно наяву, воспоминания о добром друге, заменившем ему старшего брата - Тох`ыме, Гарри совсем затосковал. Он лежал, закрыв глаза, почти, как мёртвый.
-