Звезда Аделаида - 2

Был Верелий жилист и сухощав, но и мускулы у него имелись. Его голова, на удивление Малефиция, окрасилась снегом старости только у висков, да и то слегка. У него были каштановые коротко стриженные волосы очень красивого оттенка.

Взгляд у него был резким, холодным, чрезмерно даже для его положения в государстве снисходительно-презрительным. До переезда, вернее, переплытия на Альбион, он был сенатором, хоть при последних Кесарях эта должность и не особо почиталась, но всё равно он был выше обычных высокорожденных патрициев, перебравшихся на остров хотя бы в далёком, утерянном ныне далёком прошлом.

Цветом же его глаза были ярко-голубыми, почти что синими, как небо в мартиусе, когда на Альбион приходит весна. Одет он был в тунику и… тогу, да, такую же, какая была на Пенатах и Ларах, только задрапированную по-иному. А ведь минуло уже две сотни лет с расцвета императорской эпохи, когда сенаторы ещё носили белые тоги с пурпурной полосой. Но ведь с тех пор так много изменилось… Но и на почтенном старце тога была… даже не сенаторской, тех ещё времён.

Право же, странный старичок…

Да и старичком-то его, при ближайшем рассмотрении как-то, язык не поворачивался назвать. Так, мужчина на склоне лет, несмотря на его возраст, так не вязавшийся с общим обликом и впечатлением, которое он произвёл на Снепиуса во время беседы. Разговор растянулся и утомил Снепиуса Малефиция так, что ему уж показалось - он прямо-таки потонет в пучине, бездне, омуте, водовороте велеречивости и медоустия долгожданного гостя.

Только взгляд… Он выдавал истинный образ странного высокороднейшего патриция. И образ этот казался отталкивающим - слишком много непонятного для будущего свояченика презрения и какой-то сокровенной подлючести плескалось в жёстком взгляде одетого в пурпуровую тогу патриция. Тога тоже была странной - не праздничной белой, как положено при обручении, хоть бы и с пурпурной сенаторской полосой, но всё равно… в основном, белой. Ведь помолвка - это же домашний праздник! Да и отсутствие самой невесты, видите ли, из-за того, что она плохо переносит тряскую дорогу, вкупе с официальностью многомудрых слов Сабиниуса Верелия, произвело на будущего свёкра, сиречь, замены отца будущей замужней женщине, весьма и весьма неприятное впечатление. Обыкновенно, даже не особо высокорожденные патрицианки с юности учились передвижению в квадригах или кто победнее - в колесницах. А тут вдруг - высокороднейшая патрицианка - и не переносит тряской езды! Беременная она, что ли, не приведи Юнона - Госпожа Покровительница Брака.

Кроме того, общаться с будущим своячеником было крайне трудно - тот употреблял много вышедших из обихода, устаревших слов, которые для Малефиция звучали, мягко говоря, странно, если не диковато. Он и понимал-то примерно половину сказанного излишне медоточивым Верелием - Среброустом. потому, как в понимании Малефиция Златоустом должен быть кто-то, от чьих слов всё внутри сворачивается и разворачивается вновь, в нормальные размеры, но такового от словес Верелия не происходило. А великолепных писаний настоящего великого святого Иоанна Златоуста не дано ему, поганому, было узнать. От слов Верелия всё, напротив, скукоживалось в комочек, но вот с разворачиванием никак не спешило.

Хотя плодовит Верелий, ничего не скажешь, кроме того, что как-то… странновато плодовит. Вон, все шестеро сыновей приехали - сразу видно, на отца, как снежинка на снежинку, похожи, но почему-то без жён («Тоже, что ли, плохо переносят тряскую дорогу по прямой, уезженной за столько веков-то, жёлтой кирпичной дороге, скажешь, Верелий? Ну, а я и спрашивать не стану».) прибыли вместе с отцом, и старшему из них казалось лет… под шестьдесят. Почти ровесник свёкру. Это тоже было странным. Очень даже странным. И к чему бы сие таковое?

Но не расспрашивать же гостя о возрасте. Быть может, женился он рано. Раньше, чем сам Малефиций, который тоже рановато Союз заключил - всего в двадцать два года. Так сговорились отцы семейств Снепиусов и Весциусов. А ещё через год народился у него с юной и тогда ещё пламенно, безумно любимой Вероникой сын и наследник Северус, коего позже… Да что теперь, после возвращения законнорожденного сына и наследника говорить-то о прошлом! Нет, Малефиций простил жену и решил отослать, может, и недалеко, в её опочивальню, Госпожу наложницу свою, а жену взять к себе на ложе, чередуя её с Ниною. Да просто, чтобы по-настоящему любимой женщине не стало бы обидно. А оно, вишь, как с Нывгэ получилось. Наследник отослал её сразу же, после первого взгляда, в камору для рабынь - старух. И кто бы знал?